Веселье въ такой вечеръ дѣйствовало на нее какъ „уксусъ на селитру“ по словамъ Писанія.
— Да, — вскричалъ Сэмъ, вполнѣ насытившись и ужиномъ, и славою, — да, мои сограждане и дамы, и вообще весь женскій полъ, у меня свои убѣжденія, я этимъ горжусь, они всегда принесутъ мнѣ пользу и теперь, и послѣ. — Онъ всталъ, чтобы съ большимъ эффектомъ закончить свою рѣчь.
— У меня есть убѣжденія, и я крѣпко держусь за нихъ. Если я думаю, что надобно сдѣлать что нибудь на основаніи моего убѣжденія, я это сдѣлаю, хотя бы меня сожгли живымъ. Я смѣло пойду на костеръ и скажу: Вотъ я пришелъ пролить свою кровь до послѣдней капли за свои убѣжденія, за свою родину, за благо всего общества!
— Хорошо, вмѣшалась тетушка Хлоя, — надѣюсь, которое нибудь изъ твоихъ убѣжденій заставитъ тебя наконецъ идти спать и не задерживать народъ до утра. А вы, дѣтвора, — обратилась она къ ребятишкамъ, — если не хотите попробовать кнута, убирайтесь какъ можно скорѣй домой!
— Негры! — воскликнулъ Сэмъ, благосклонно помахивая своей шляпой, пальмовымъ листомъ, — даю вамъ мое благословеніе! Идите спать и ведите себя умно!
Послѣ этого трогательнаго напутствія собраніе разошлось.
Веселье в такой вечер действовало на нее как „уксус на селитру“ по словам Писания.
— Да, — вскричал Сэм, вполне насытившись и ужином, и славою, — да, мои сограждане и дамы, и вообще весь женский пол, у меня свои убеждения, я этим горжусь, они всегда принесут мне пользу и теперь, и после. — Он встал, чтобы с большим эффектом закончить свою речь.
— У меня есть убеждения, и я крепко держусь за них. Если я думаю, что надобно сделать что-нибудь на основании моего убеждения, я это сделаю, хотя бы меня сожгли живым. Я смело пойду на костер и скажу: Вот я пришел пролить свою кровь до последней капли за свои убеждения, за свою родину, за благо всего общества!
— Хорошо, вмешалась тетушка Хлоя, — надеюсь, которое-нибудь из твоих убеждений заставит тебя наконец идти спать и не задерживать народ до утра. А вы, детвора, — обратилась она к ребятишкам, — если не хотите попробовать кнута, убирайтесь как можно скорей домой!
— Негры! — воскликнул Сэм, благосклонно помахивая своей шляпой, пальмовым листом, — даю вам мое благословение! Идите спать и ведите себя умно!
После этого трогательного напутствия собрание разошлось.
Яркій огонь камина освѣщалъ коверъ уютной гостиной, скользилъ по чашкамъ и отражался въ блестѣвшемъ чайникѣ, когда сенаторъ Бэрдъ снималъ съ себя сапоги, приготовляясь всунуть ноги въ хорошенькія туфли, вышитыя ему женой, пока онъ ѣздилъ на сессію сената. Миссисъ Бэрдъ, съ выраженіемъ полнаго счастья и довольства на лицѣ, наблюдала за приготовленій чайнаго стола, по временамъ отрываясь отъ своего дѣла, чтобы покрикивать на кучу шумливыхъ дѣтишекъ, которыя продѣлывали всевозможныя шалости, раздражающія матерей начиная съ потопа.
— Томъ, оставь ручку двери, ты уже не маленькій! — Мэри, Марш не таскай: кошку за хвостъ, бѣдная киса! Джимъ, на этотъ столъ нельзя лазить, никакъ нельзя, — прочь, прочь! — Ты не зшешь, мой другъ, какой пріятный сюрпризъ ты намъ сдѣлала никакъ
Яркий огонь камина освещал ковер уютной гостиной, скользил по чашкам и отражался в блестевшем чайнике, когда сенатор Бэрд снимал с себя сапоги, приготовляясь всунуть ноги в хорошенькие туфли, вышитые ему женой, пока он ездил на сессию сената. Миссис Бэрд, с выражением полного счастья и довольства на лице, наблюдала за приготовлений чайного стола, по временам отрываясь от своего дела, чтобы покрикивать на кучу шумливых детишек, которые проделывали всевозможные шалости, раздражающие матерей начиная с потопа.
— Том, оставь ручку двери, ты уже не маленький! — Мэри, Марш не таскай: кошку за хвост, бедная киса! Джим, на этот стол нельзя лазить, никак нельзя, — прочь, прочь! — Ты не зшешь, мой друг, какой приятный сюрприз ты нам сделала никак
