Въ одну минуту Элиза пережила тысячу жизней. Ея комната выходила боковою дверью къ рѣкѣ. Она схватила ребенка и кинулась внизъ по лѣстницѣ. Торговецъ замѣтилъ ее въ ту минуту, когда она уже спускалась съ берега; онъ соскочилъ съ лошади, позвалъ Сэма и Анди и кинулся за ней, какъ собака за оленемъ. Въ эту ужасную минуту Элиза не бѣжала, а летѣла, ноги ея едва касались земли, и въ одинъ мигъ она очутилась у самой воды. За ней по пятамъ гнались ея преслѣдователи. Тогда, подкрѣпляемая силой, которую Богъ посылаетъ только въ минуту отчаянія, она съ дикимъ крикомъ сдѣлала прыжокъ и перенеслась черезъ мутный потокъ около берега на ледяную плотину. Это былъ отчаянный прыжокъ, возможный только въ припадкѣ безумія или крайней опасности. Гэлей, Сэмъ и Анди невольно вскрикнули и всплеснули руками.
Большая зеленая льдина, на которую она ступила закачалась и затрещала подъ ея тяжестью, но она ни на минуту не оставалась на ней. Съ пронзительными криками и съ отчаянной энергіей она перескочила на вторую, потомъ на третью льдину; она спотыкалась, падала, скользила и снова прыгала съ одной льдины на другую. Башмаки ея свалились съ ногъ, чулки спустились, она на каждомъ шагу оставляла за собой кровавые слѣды, но она ничего не видала, ничего не чувствовала, пока, наконецъ, смутно, точно во снѣ передъ ней выступилъ Огайскій берегъ, и какой-то человѣкъ протянулъ руку, чтобы помочь ей взобраться.
— Ну и молодецъ же ты, баба, кто бы ты ни была! — сказалъ этотъ человѣкъ съ придачей крѣпкаго словца.
Элиза узнала голосъ и лицо человѣка, который держалъ ферму по сосѣдству съ ея прежнимъ домомъ.
— О, мистеръ Симмесъ, спасите меня! спасите! спрячьте!
— Какъ? что такое? Э! да никакъ это женщина отъ Шельби!
— Мой ребенокъ… вотъ этотъ мальчикъ… его продали! Вонъ тамъ его господинъ! — она указала на Кентуккійскій берегъ. — О, мистеръ Симмесъ, вѣдь у васъ тоже есть маленькій сынъ!
— Да, есть! сказалъ фермеръ, помогая ей грубо, но ласково взобраться на берегъ. — При томъ же ты смѣлая, храбрая женщина. А я люблю смѣлыхъ! — Когда они взобрались на берегъ, фермеръ остановился.
— Я былъ бы очень радъ сдѣлать что нибудь для тебя, — сказалъ онъ, но мнѣ совершенно некуда спрятать тебя. Всего лучше будетъ, если ты пойдешь туда, — и онъ указалъ на большой бѣлый домъ, который стоялъ особнякомъ на главной улицѣ деревни.
В одну минуту Элиза пережила тысячу жизней. Её комната выходила боковою дверью к реке. Она схватила ребенка и кинулась вниз по лестнице. Торговец заметил ее в ту минуту, когда она уже спускалась с берега; он соскочил с лошади, позвал Сэма и Анди и кинулся за ней, как собака за оленем. В эту ужасную минуту Элиза не бежала, а летела, ноги её едва касались земли, и в один миг она очутилась у самой воды. За ней по пятам гнались её преследователи. Тогда, подкрепляемая силой, которую Бог посылает только в минуту отчаяния, она с диким криком сделала прыжок и перенеслась через мутный поток около берега на ледяную плотину. Это был отчаянный прыжок, возможный только в припадке безумия или крайней опасности. Гэлей, Сэм и Анди невольно вскрикнули и всплеснули руками.
Большая зеленая льдина, на которую она ступила закачалась и затрещала под её тяжестью, но она ни на минуту не оставалась на ней. С пронзительными криками и с отчаянной энергией она перескочила на вторую, потом на третью льдину; она спотыкалась, падала, скользила и снова прыгала с одной льдины на другую. Башмаки её свалились с ног, чулки спустились, она на каждом шагу оставляла за собой кровавые следы, но она ничего не видала, ничего не чувствовала, пока, наконец, смутно, точно во сне перед ней выступил Огайский берег, и какой-то человек протянул руку, чтобы помочь ей взобраться.
— Ну и молодец же ты, баба, кто бы ты ни была! — сказал этот человек с придачей крепкого словца.
Элиза узнала голос и лицо человека, который держал ферму по соседству с её прежним домом.
— О, мистер Симмес, спасите меня! спасите! спрячьте!
— Как? что такое? Э! да никак это женщина от Шельби!
— Мой ребенок… вот этот мальчик… его продали! Вон там его господин! — она указала на Кентуккийский берег. — О, мистер Симмес, ведь у вас тоже есть маленький сын!
— Да, есть! сказал фермер, помогая ей грубо, но ласково взобраться на берег. — При том же ты смелая, храбрая женщина. А я люблю смелых! — Когда они взобрались на берег, фермер остановился.
— Я был бы очень рад сделать что-нибудь для тебя, — сказал он, но мне совершенно некуда спрятать тебя. Всего лучше будет, если ты пойдешь туда, — и он указал на большой белый дом, который стоял особняком на главной улице деревни.
