лѣ. Приказавъ еще подать себѣ холодной воды и ящикъ съ сигарами, онъ усѣлся въ большія кресла, прислонивъ огромную голову свою къ спинкѣ и положивъ маленькія ноги на столъ.
— Теперь, мистриссъ Кюильпъ, я расположенъ курить безъ отдыху, всю, ночь. Останься здѣсь, ты мнѣ, можетъ-быть, будешь нужна.
Жена по обыкновенно своему отвѣчала: Хорошо, Кюильпъ; и маленькій деспотъ приготовилъ себѣ первый стаканъ грогу и закурилъ первую сигару. Солнце закатилось; появились звѣзды, Башня сдѣлалась черною и сѣрою, а мистеръ Кюильпъ не переставалъ курить и пить, и насмѣшливая улыбка не сходила съ лица его; только когда жена его, невольнымъ движеніемъ выражала усталость или нетерпѣніе свое, улыбка эта превращалась въ радостную гримасу.
Засыпалъ ли Кюильпъ въ эту ночь или провелъ онъ ее всю не закрывая глазъ? Вѣрно, только то, что онъ не переставалъ курить, зажигая новую сигару у погасавшей, безъ помощи свѣчи. Бой сосѣднихъ часовъ, возвѣщая о времени, не только не располагалъ его ко сну или отдохновенію, но какъ-бы оживлялъ; онъ каждой разъ выказывалъ это легкимъ смѣхомъ и движеніемъ плечъ, какъ человѣкъ, смѣющійся отъ души, украдкой.
Наконецъ разсвѣло; бѣдная мистриссъ Кюильпъ была совершенно измучена; сонъ клонилъ ея немилосердо; она дрожала отъ холоду, но всё-еще терпѣливо сидѣла на стулѣ, подымая по временамъ глаза, какъ-бы прибѣгая къ состраданію и милости тирана своего и покорнымъ кашлемъ напоминая, что онъ ей еще не простилъ и что наказаніе длится слишкомъ долго. Но карликъ не переставалъ курить и пить, не обращая на нее вниманія; долго послѣ солнечнаго восходу, когда на улицѣ послышались жизнь и деятельность, онъ соблаговолилъ вспомнить о присутствіи ея. Главная причина заставившая его вспомнить о ней, былъ сильный стукъ у дверей.
— Смотри пожалуй, сказалъ онъ съ злобной гримасой, ужъ совсѣмъ свѣтло! Отворите двери, любезная мистриссъ Кюильпъ.
