— Нѣтъ, нѣтъ, мистеръ, сказалъ Киттъ, это не могло случиться; нѣтъ, нѣтъ.
— Почему же? спросилъ старикъ.
— Я бы нашелъ ее, отвѣчалъ Киттъ. Да, лишь-бы только она была на поверхности земли, то я найду ее скорѣе, чѣмъ кто-либо. Да, сударь. Ха, ха, ха!
И открывъ широкій ротъ, закрывъ глаза, онъ снова принялся хохотать и пятясь къ дверямъ, удалился, не переставая ревѣть.
Какъ-скоро онъ ушелъ, Нелли принялась убирать со стола, и старикъ сказалъ мнѣ:
— Можетъ-быть вамъ кажется, что я не довольно чувствую то, что̀ вы, мистеръ, для меня сдѣлали; но я отъ всей души благодаренъ вамъ. Нелли также, и благодарность ея лучше моей. Мнѣ бы жаль было, если бъ вы ушли съ тѣмъ мнѣніемъ, что я не довольно забочусь объ ней, или что я не довольно признателенъ за вашу услужливость.
— После того что̀ я здѣсь видѣлъ, я не могу въ томъ сомнѣваться, но позвольте мнѣ сдѣлать еще одинъ вопросъ.
— Извольте. Какой?
— Неужели эта дѣвушка, обладающая умомъ и красотою, не знаетъ другихъ попеченій, кромѣ вашихъ? Неужели у ней нѣтъ никого, кто бы могъ бесѣдовать съ нею, давать ей совѣты?
— Нѣтъ, и она въ нихъ не нуждается.
— Я увѣренъ, что вы желаете ей добра; но увѣрены ли вы въ томъ, что имѣете всѣ нужныя качества, чтобъ быть опекуномъ, покровителемъ ея? Я самъ старикъ, а потому принимаю живѣйшее участіе въ дѣтяхъ, подающихъ такія прекрасныя надежды. Но послѣ того, что̀ я видѣлъ и узналъ въ эту ночь, участіе это получило нѣчто тягостное.
— Я не имѣю права обижаться словами вашими, отвѣчалъ старикъ, послѣ минутнаго молчанія. Во многихъ отношеніяхъ можно сказать, что я ребенокъ, а она въ зрѣломъ возрастѣ; вы это сами, вѣроятно, замѣтили. Но во снѣ и на яву, днемъ и ночью, больной и здоровый, я забо-
— Нет, нет, мистер, сказал Китт, это не могло случиться; нет, нет.
— Почему же? спросил старик.
— Я бы нашел её, отвечал Китт. Да, лишь бы только она была на поверхности земли, то я найду её скорее, чем кто-либо. Да, сударь. Ха, ха, ха!
И открыв широкий рот, закрыв глаза, он снова принялся хохотать и пятясь к дверям, удалился, не переставая реветь.
Как-скоро он ушел, Нелли принялась убирать со стола, и старик сказал мне:
— Может быть вам кажется, что я не довольно чувствую то, что вы, мистер, для меня сделали; но я от всей души благодарен вам. Нелли также, и благодарность её лучше моей. Мне бы жаль было, если б вы ушли с тем мнением, что я не довольно забочусь об ней, или что я не довольно признателен за вашу услужливость.
— После того, что я здесь видел, я не могу в том сомневаться, но позвольте мне сделать еще один вопрос.
— Извольте. Какой?
— Неужели эта девушка, обладающая умом и красотою, не знает других попечений, кроме ваших? Неужели у неё нет никого, кто бы мог беседовать с нею, давать ей советы?
— Нет, и она в них не нуждается.
— Я уверен, что вы желаете ей добра; но уверены ли вы в том, что имеете все нужные качества, чтоб быть опекуном, покровителем её? Я сам старик, а потому принимаю живейшее участие в детях, подающих такие прекрасные надежды. Но после того, что я видел и узнал в эту ночь, участие это получило нечто тягостное.
— Я не имею права обижаться словами вашими, отвечал старик, после минутного молчания. Во многих отношениях можно сказать, что я ребенок, а она в зрелом возрасте; вы это сами, вероятно, заметили. Но во сне и наяву, днем и ночью, больной и здоровый, я забо-