— Полю, Катя! отвѣчалъ молодой человѣкъ: вѣдь мы и въ разлукѣ можемъ любить другъ друга; а тамъ—прійдутъ счастливые дни, когда намъ не нужно будетъ разлучаться. Полно же, Катя! Будь тверда, прибавилъ онъ шопотомъ: не введи и меня въ слезы, пока онъ на насъ смотритъ.
— Нѣтъ, нѣтъ! говорила молодая дѣвушка, не слушая увѣщаній брата: нѣтъ, Николай, не оставляй насъ: мы не можемъ существовать безъ защитника отъ несчастій и оскорбленій, которыя приходятъ вмѣстѣ съ бѣдностью.
— У васъ будетъ защитникъ, когда я удалюсь, отвѣчалъ Николай. Я не могу ничего для васъ сдѣлать: мое присутствіе принесетъ вамъ только новыя горести, недостатки, страданія. Прощай, мой другъ! Богъ да благословитъ тебя! Святые ангелы да пребываютъ съ тобою, пока я не буду въ состояніи ввести тебя въ свое собственное жилище, гдѣ мы воскресимъ наше счастье и станемъ говорить о теперешнихъ испытаніяхъ, какъ о бѣдахъ давно миновавшихъ. Другъ мой! малая..... милая....
Объятія, которыя держали Николая, раскрылись: Катя обмерла на рукахъ его. Нѣсколько секундъ онъ стоялъ наклонившись къ ея лицу; потомъ положилъ ее тихонько на кресла, подошелъ къ матери, поцѣловалъ у ней руку, и пошелъ къ дверямъ, но проходя мимо Ральфа, остановился и сказалъ вполголоса, такъ, что только они двое могли слышать эти слова: «Я исполняю ваше желаніе: ухожу. Но смотрите же! у васъ остаются мать и сестра мои. Рано, или поздно, настанетъ день, въ который я потребую отъ васъ отчета, и этотъ день будетъ горекъ, горекъ для васъ, ежели вы ихъ обидите!»
Старый Никльби ни однимъ движеніемъ мускулъ не показалъ, что онъ слышалъ хотя одно слово изъ этой рѣчи. Что же касается до матери Николая, то она са-
