лай.... Боже мой! маменька, да что же вы не говорите? Какъ вы можете слушать такія нелѣпости?
Бѣдная мистрисъ Никльби не была на этотъ разъ въ своемъ обыкновенномъ расположеніи къ проницательности, и потому отвѣчала только тяжелымъ вздохомъ.—Между-тѣмъ Ральфъ продолжалъ:
— Если Николай невиненъ, то зачѣмъ же онъ бѣжалъ отъ честныхъ людей? Станетъ ли невинный сманивать съ собой какого-то негодяя и скитаться съ нимъ, какъ разбойникъ? Насиліе, бунтъ, драка, покража—какъ все это вы назовете?
— Клеветой! закричалъ грозный голосъ, и Николай, распахнувши двери, очутился посереди комнаты. Онъ ходилъ къ дядѣ, по узнавъ, что тотъ пошелъ къ его матери, поспѣшилъ также сюда: молодой человѣкъ догадался, что дядя понесъ съ собой дотбойскія новости, и хотѣлъ въ самомъ началъ истребить безпокойство, которое онѣ должны были произвести.
Ральфъ не ожидалъ такой встрѣчи. Въ первомъ порывѣ удивленія и можетъ-статься, испуга, онъ вскочилъ и попятился, какъ бы желая привести себя въ оборонительное положеніе. Но полминуты спустя, суровая душа его приняла свою силу, и онъ стоялъ уже спокойно, неподвижно, сложивъ руки на груди и устрѣмивъ на племянника взоръ смертельной ненависти; тогда какъ Катя бросилась между ними, чтобы предупредить личное насиліе, котораго весьма можно было ожидать, судя по гнѣвному виду Николая.
— Милый Николай! удержись, вспомни....
— Хороши воспоминанія! отвѣчалъ Николай, крѣпко сжавъ ея руки. Вспоминая обо всемъ, что̀ со мною случилось, я чувствую, что мнѣ надобно быть желѣзнымъ, чтобъ видѣть передъ собой этого человѣка!
— Желѣзнымъ, непремѣнно желѣзнымъ, шутливо примолвилъ Ральфъ: мало быть изъ тѣла и крови.
— О Боже мой! Боже мой! шептала между-тѣмъ
