Катя покраснѣла отъ стыда и негодованія, хотѣла что-то сказать, но у нея недостало голосу.
— Я держу пять фунтовъ, что миссъ Никльби не взглянетъ мнѣ прямо въ глаза! закричалъ опять Хокъ.
— Время? спросилъ лордъ Верисофтъ.
— Десять минуть.
— Держу!
Съ обѣихъ сторонъ деньги были отсчитаны и отданы на сохраненіе Пайку.
— Дядюшка, сказала Катя, приподнявъ глаза на Ральфа: позвольте мнѣ выйти.
— Зачѣмъ же, милая? Вѣдь это только игра.
— Игра! во всякомъ случаѣ выгодная для меня! сказалъ Мольбери: ежели миссъ Никльби не взглянетъ, я возьму деньги, а взглянетъ, такъ я увижу ея свѣтлые глазки, которые теперь должны быть необыкновенно хороши, потому-что она раскраснѣлась, какъ вишня.... Пайкъ, много ли минуть прошло?
— Четыре минуты.
— Браво!
— Не ужели вы не сдѣлаете для меня усилія надъ собою, миссъ Никльби? спросилъ лордъ Верисофтъ.
— Напрасно безпокоишься, пріятель! перебилъ Хокъ: миссъ Никльби и я поняли другъ друга. Она беретъ мою сторону. Ты пропалъ!—Ну что̀, Пайкъ?
— Осемь минутъ.
— Приготовь деньги: скоро тебѣ прійдется передать ихъ мнѣ.
— Ха-ха-ха! захохоталъ Пайкъ.
— Ха-ха-ха! захохоталъ Плекъ.
Катя совершенно потеряла присутствіе духу. Взглянуть на Мольбери—было страшно; не взглянуть—значило бы подтвердить его хвастовство. Эта послѣдняя мысль такъ ужаснула бѣдную дѣвушку, что она, сама не зная что̀ дѣлаетъ, вдругъ подняла глаза и остановила ихъ на лицѣ Хока; но во взглядѣ, который ей
