своей шляпки, стараясь между тѣмъ удержать слезы. Я знаю, прибавила она: о! я знаю, вы выплачете себѣ глаза съ горя!
Она хотѣла уже итти; но ея возлюбленный,—потому ли что ему было жаль оставить скоро пріятное общество, или потому, что онъ не любилъ никакихъ ссоръ,—совѣтовалъ ей погодить немножко и сталъ доказывать обѣимъ враждующимъ сторонамъ, что онѣ сами не знаютъ за что бранятся.
— Послушай, дѣвка, говорилъ онъ между прочимъ: что ты затрещала словно мельница твоего отца. Да и вы, барышня, то же распѣтушились ни съ того ни съ сего, безъ всякаго толку и разуму, а еще дочка книжнаго человѣка! Бросьте всѣ эти пустяки, да давайте лучше играть въ карты, или въ жмурки, или въ сижу-посижу. Ну, такъ что ли, барышня? Слышишь ты, дѣвка? Ну, живѣе! протягивайте другъ другу руки. Полноте глядѣть одна на другую, какъ козы.
— Фанни! сказала Матильда.
— Матильда! сказала Фанни.
Онѣ бросились другъ другу въ объятія, и миръ былъ заключенъ. Подруги плакали отъ радости до тѣхъ поръ, пока не смочили платковъ своихъ, и потомъ махали платками до тѣхъ поръ, пока ихъ не высушили.
Между-тѣмъ у Джона и Николая завязался прежній разговоръ, такъ неожиданно прерванный ссорою двухъ пріятельницъ. Казалось, что Джонъ никакъ не могъ разстаться съ забавнымъ воспоминаніемъ о старомъ помощникѣ Сквирса, и онъ не переставалъ подтрунивать надъ Николаемъ, говоря, что молодому человеку не сдобровать, что онъ высохнетъ какъ спичка, что мистрисъ Сквирсъ славная женщина, разомъ вгонитъ его въ чахотку. Николай, можетъ-быть, внутренно раздѣлялъ мнѣніе необразованнаго Джона, но во всякомъ случаѣ ему казалось весьма неприличнымъ его обращеніе, и благородный молодой человѣкъ, послѣ дол-
