это время Сквирсъ вытащилъ изъ кармана письма къ нѣкоторымъ воспитанникамъ. Смайкъ жадно и робко смотрѣлъ на эти бумаги, какъ-будто одно изъ писемъ могло относиться къ нему. Во взорѣ его было что̀-то необыкновенно грустное: казалось, что этотъ взоръ высказываетъ длинную и горькую повѣсть. Николай почувствовалъ невольную симпатію къ молодому человѣку и обратилъ вниманіе на его наружность. Несмотря на осьмнадцать или девятнадцать летъ и на довольно высокой ростъ, Смайкъ былъ одѣтъ въ дѣтское платье, какое употребляется только въ ребяческомъ возрастѣ и состоитъ изъ одной штуки, заключающей въ себѣ и куртку и панталоны. Это платье было такъ мало и узко для Смайка, что во многихъ мѣстахъ распоролось и на рукахъ доходило только до локтей, а на ногахъ оканчивалось немного ниже колѣнъ. Чтобы остальная часть ногъ не была наружѣ, ихъ всунули въ огромные и необыкновенно-длинные сапоги, которые, вѣрно, принадлежали прежде какому-нибудь рослому мужику, а потомъ были починены и снова изношены какимъ-нибудь нищимъ. На лицѣ Смайка выражались жестокія страданія,—болѣзни души и тѣла. Онъ былъ худъ, блѣденъ, хромъ, и говорилъ какимъ-то удушливымъ и скрыпучимъ голосомъ, который съ трудомъ выходилъ изъ его тощаго горла. Николай почувствовалъ непреодолимое желаніе наблюдать за этимъ страннымъ существомъ. Между-тѣмъ Смайкъ, занятый повидимому у стола, безпрестанно посматривалъ на Сквирса, разбиравшаго письма.
— Что̀ ты тамъ ворочаешься? сердито закричалъ Сквирсъ.
Молодой человѣкъ жалостно сложилъ руки и затрясся всемъ тѣломъ.
— Я, сударь...... я, сударь...... думалъ, не случилось ли вамъ...... узнать что-нибудь обо мнѣ.
— О тебѣ? Какъ же!..... Чортъ знаетъ, когда это
