Ральфъ Никльби жилъ тутъ нѣсколько лѣтъ и не жа ловался на неудобства. Это еще болѣе возбуждало лю бознательность умовъ, которые имѣютъ привычку за глядывать въ чужіе дома и карманы. Не подлежало сомнѣнію, что у Ральфа куча денегъ. Впрочемъ, онъ не принималъ у себя гостей, и самъ не ходилъ ни къ кому въ гости: поэтому образъ его жизни и родъ заня тій, на зло любознательнымъ головамъ, оставались непроницаемой тайною.
Однажды мистеръ Ральфъ Никльби сидѣлъ въ своей комнатѣ, совсѣмъ одѣтый и готовый итти со двора. О пишемъ его наружность. Онъ былъ человѣкъ средняго росту, лѣтъ подъ шестьдесять, но крѣпкій сложеніемъ, не то чтобы толстый или худой, а такъ,—какъ гово рятъ, коренастый. Волосы у него были сѣрые, лицо все въ морщинахъ, глаза острые и лукавые. Костюмъ его состоялъ изъ суконной куртки, зеленаго бутылоч наго цвѣту, сверхъ синяго фрака, изъ бѣлаго жилета, темносѣрыхъ панталонъ и большихъ сапоговъ съ ки сточками. Углы ворота бѣлой рубашки, выглядывая изъ-за галстуха, рисовались на желтыхъ морщинистыхъ скулахъ, а тяжелая золотая цѣпочка висѣла изъ-подъ фрака, начинаясь у часовъ съ репетиціей въ карманѣ мистера Никльби и оканчиваясь у двухъ маленькихъ ключиковъ, изъ которыхъ одинъ принадлежалъ къ этимъ самымъ часамъ, а другой къ нѣкоторому патен тованному замку:
И такъ мистеръ Никльби сидѣлъ въ своей комнатѣ. Передъ нимъ стояла конторка; за конторкою было окно. Погрузясь въ глубину мягкихъ креселъ, онъ смо трѣлъ, сквозь нечистыя стекла окна, на скверъ, нахо дившійся передъ домомъ. Удивительная вещь эти лон донскіе скверы! Обгородили небольшую площадку зе мли, за которою никто не погнался, потому-что она не годилась подъ строеніе; оставили на ней первобыт-
