КРАХРАХЪ. Да только въ такіе погреба гостей не прbглашаютъ. Вотъ и у фонъ-деръ-Борга, намѣдни, — гляжу, самые почтенный имена; знаете, этакіе, прочтутъ тебѣ, важно, — отвѣдаешь, плюнуть хочется; мнѣ разсказывалъ мейстеръ Цвейдрейфиръ, что когда отъ усердія къ магистру онъ порядкомъ нализался и сѣлъ на бочку рѣчь говорить, у языка колёса отняло, ни съ мѣста; онъ хотѣлъ сойти съ бочки и промочить горло; не могъ; съѣхалъ внизъ и между бочками заснулъ, такъ на-него, знаете, сильно подѣйствовалъ запахъ отъ старыхъ бочекъ; проснулся, темно; живой души нътъ; хмѣль до капли выморозило; кое-какъ, ощупью, набрелъ онъ на магистерскую лежанку, вотъ этакую, что обвязана голандскими снурками; улегся, укрылся и снова заснулъ. — Спитъ, — а двери щелкъ, щелкъ, скрыпъ скрыпъ; идутъ люди съ фонаремъ: двери снова скрыпъ, скрыпъ — щелкъ, щелкъ, а люди и пошли между бочекъ ходить, да въ уголъ, да тамъ и провалились. Мейстеръ за ними; въ углу поднята половая дверь, а изъ нея свѣтъ глядитъ; мейстеръ спустился; а тамъ другой погребъ, богаче верхняго и бочками и стекломъ, только ни стѣнъ , пи полу, просто земля... Мейстеръ узналъ, что на верху гостиная, а внизу-то спальня. Понимаете?
ТРОММЕЛЬВИДЕРБАХЪ. Гм!... Такъ и у меня было при Менгденѣ; бывало, поссорится съ его высокопреосвященствомъ, Черноголовые приходятъ въ значительную опасность... Теперь, что намъ рыцари! Простаго — въ долгъ не дамъ; все на наличныя, потому что страха нѣтъ..... А прежде. при Менгденѣ, триста рыцарей въ РигЪ; ради великаго Бога, подумайте сами, триста!
ВСѢ. Такъ.
ТРОММЕЛЬВИДЕРБАХЪ. У каждаго ратныхъ людей по три, по четыре десятка.
ВСѢ. Такъ...
ТРОММЕЛЬВИДЕРБАХЪ. Это составляетъ сорокъ разъ триста двѣнадцать тысячь!
ВСѢ. Двенадцать тысячь!
ТРОММЕЛЬВИДЕРБАХЪ. И всегда въ Ригѣ; чуть только на войну, сейчасъ нарядъ Черноголовымъ итти съ ними, противу всѣхъ правъ и привиллегій, такъ, что въ городѣ некому хлѣба печь.
КУНЦЪ. Отъ этого многіе раззорились. Мейстеръ Дицъ и че-
