САРА. Ахъ ты дѣвица, что краше Сусанны, о которой вчера говорилъ умное слово отецъ твой, ахъ ты Юдиөь безстрастная, безлюбовная, не видала ты другой красавицы — Волги-матушки; мурава-трава, что пухъ на лицѣ твоемъ, такъ свѣжо отъ нея, такъ по-дѣвичьи берега Волги красуются; и земля на ней не та, что у нѣмцевъ.... И что въ правду? Отецъ отсталъ, я за нимъ; онъ пошелъ на службу, а меня послалъ въ Ригу въ вѣрѣ укрѣпляться.
РАХИЛЬ. Не сѣтуй, Сара! Сколько дочерей Авраама снесли бы жемчужныя ожерелья, алмазы и камни самоцвѣты, которыми украшаютъ себя втайнѣ, чтобы удостоиться чести вступить въ домъ Схаріи, гдѣ только три Еврейки и слишкомъ двадцать дочерей возвращенныхъ на лоно нашей вѣры; гдѣ красота, одна красота, небесною печатью украсила лица жительницъ; гдѣ съ утра до вечера неисходно обитаетъ ливонскій орденъ и готовъ превратиться въ жидовъ, если бы хотя одна изъ насъ захотѣла купить этотъ подвигъ дорогою цѣною..... И знаешь ли, Сара? мы не безопасны; если магистръ одолѣетъ Штобвассера и выгонитъ его изъ Риги, тогда домъ Схаріи превратится въ домъ плача и безславія. Правда, есть и между рыцарями нашей вѣры, но еще не много, и костеръ не только на удержитъ меча защиты, но сомкнетъ уста притворной нѣмотой.....
САРА. Зачѣмъ же Схаріа не отошлетъ насъ въ другой городъ?....
РАХИЛЬ. Куда же, Сара?.....
САРА. Въ Великій Новгородъ..... Во Псковъ..... Въ Полоцкъ.....
РАХИЛЬ. Самъ Схаріа не могъ тамъ долѣе оставаться...... Вчера пріѣхалъ; правда, сильны наши между Русинами, но царь московскій не пожалѣетъ сжечь завѣтные муромскіе лѣса подъ нашими тѣлами. А здѣсь, пока Штобвассеръ — мы — его уши, — его казначеи, — его послы, — хотя Богъ втайнѣ обратилъ его самого въ слугу своего дѣла..... Не бойся, Сара! Богъ сохранилъ насъ въ мѣстахъ опаснѣйшихъ; Схаріа имѣетъ даръ предвидѣнья и ангелы возвѣстятъ въ свое время опасность таинственными снами, а если нужно и явленіемъ.....
САРА. Скажи, Рахиль, гдѣ же теперь всѣ?
РАХИЛЬ. Нѣкоторыя совершаютъ умовенія; другія..... тѣ, которыя живутъ у обывателей, а приходятъ сюда только для
