цѣлый міръ, отдавая въ себѣ другому цѣлое Небо, всѣ возможности, я невольно хотѣлъ такой же цѣльности въ другомъ. Но полноты всѣхъ звуковъ и отзвуковъ я не находилъ нигдѣ. Я черезъ минуту обладанья, какъ черезъ непрочный мостъ, который, пропустивъ путника, обрушивается, отходилъ, безвозвратно, отъ души и тѣла, которыми владѣлъ. Между мной и тѣмъ, кому я только что отдавалъ всѣ сіянья своихъ глазъ, вдругъ выростала широкая холодная рѣка. Я былъ снова одинъ по эту сторону, а обманъ оставался на томъ берегу. И, если ко мнѣ доносились крики и мольбы, въ которыхъ звучали рыданія, я не отвѣчалъ на нихъ, потому что зналъ, что это безвозвратно. И холодная рѣка, убѣгая къ безгранному Морю, хоронила въ себѣ отраженья минутъ, хоронила, порою, весь ужасъ сердечныхъ кипѣній, которымъ такъ и не дано было вырваться наружу сполна.
Елена. Я слишкомъ хорошо это знаю.
Поэтъ. Когда я увидѣлъ впервые тебя, я сразу узналъ, что съ тобой насъ не разлучитъ холодная преграда. Ты взглянула на меня—помнишь?—когда я гордо бросилъ презрительное слово одному изъ тѣхъ ничтожныхъ, вся жизнь которыхъ проходитъ въ томъ, что они сплетаютъ путы для того, что рвется на волю. Твои глаза радостно блеснули, и такъ странно ты на меня взглянула, какъ будто душа твоя близко подошла къ моей, и довѣрчиво,—безстрастно, но крѣпко,—поцѣловала мою душу. Ты слегка склонила на бокъ свою
целый мир, отдавая в себе другому целое Небо, все возможности, я невольно хотел такой же цельности в другом. Но полноты всех звуков и отзвуков я не находил нигде. Я через минуту обладанья, как через непрочный мост, который, пропустив путника, обрушивается, отходил, безвозвратно, от души и тела, которыми владел. Между мной и тем, кому я только что отдавал все сиянья своих глаз, вдруг вырастала широкая холодная река. Я был снова один по эту сторону, а обман оставался на том берегу. И, если ко мне доносились крики и мольбы, в которых звучали рыдания, я не отвечал на них, потому что знал, что это безвозвратно. И холодная река, убегая к безгранному Морю, хоронила в себе отраженья минут, хоронила, порою, весь ужас сердечных кипений, которым так и не дано было вырваться наружу сполна.
Елена. Я слишком хорошо это знаю.
Поэт. Когда я увидел впервые тебя, я сразу узнал, что с тобой нас не разлучит холодная преграда. Ты взглянула на меня — помнишь? — когда я гордо бросил презрительное слово одному из тех ничтожных, вся жизнь которых проходит в том, что они сплетают путы для того, что рвется на волю. Твои глаза радостно блеснули, и так странно ты на меня взглянула, как будто душа твоя близко подошла к моей, и доверчиво, — бесстрастно, но крепко, — поцеловала мою душу. Ты слегка склонила на бок свою
