Въ его глазахъ фіалковаго цвѣта
Дремалъ въ земномъ небесно-зоркій духъ.
И такъ его былъ чутокъ острый слухъ,
Что слышалъ онъ передвиженья свѣта.
5 Чу. Ночь идетъ. Мы только видимъ это.
Онъ слышалъ. И шуршанья Норнъ-Старухъ.
И вздохъ цвѣтка, что на Лунѣ потухъ.
Онъ вѣдалъ все, онъ, межь людей комета.
И другъ безвѣстный полюбилъ того,
10 Въ комъ знанье лада было въ Хаосъ влито,
Кто возводилъ земное въ Божество.
На смертный холмъ того, чья боль забыта,
Онъ положилъ, любя и чтя его,
Какъ вѣрный знакъ, кусокъ метеорита.
В его глазах фиалкового цвета
Дремал в земном небесно-зоркий дух.
И так его был чуток острый слух,
Что слышал он передвиженья света.
5 Чу. Ночь идёт. Мы только видим это.
Он слышал. И шуршанья Норн-Старух.
И вздох цветка, что на Луне потух.
Он ведал всё, он, меж людей комета.
И друг безвестный полюбил того,
10 В ком знанье лада было в Хаос влито,
Кто возводил земное в Божество.
На смертный холм того, чья боль забыта,
Он положил, любя и чтя его,
Как верный знак, кусок метеорита.
