Голубоватое кольцо, всѣ кольца дыма,
Моихъ Египетскихъ душистыхъ папиросъ,
Какъ очертанья сна, какъ таяніе грезъ,
Создавши легкое, уйдутъ неизслѣдимо.
5 Я мыслью далеко. Я въ самомъ сердцѣ Рима.
Тамъ объ Антоніи поставленъ вновь вопросъ.
И разрѣшенъ сполна. Какъ остріями косъ,
Обрѣзанъ стебель травъ, и жизнь невозвратима.
Я знаю, Римлянинъ не долженъ былъ любить,
10 Такъ пламенно любить, какъ любятъ только птицы
Очарованія Египетской царицы.
Но Парки намъ плетутъ, и намъ обрѣжутъ, нить.
Я вѣдалъ въ жизни все. Вся жизнь лишь блескъ зарницы.
Я счастливъ въ гибели. Я могъ, любя, любить.
Голубоватое кольцо, все кольца дыма,
Моих Египетских душистых папирос,
Как очертанья сна, как таяние грёз,
Создавши лёгкое, уйдут неисследимо.
5 Я мыслью далеко. Я в самом сердце Рима.
Там об Антонии поставлен вновь вопрос.
И разрешён сполна. Как остриями кос,
Обрезан стебель трав и жизнь невозвратима.
Я знаю, Римлянин не должен был любить,
10 Так пламенно любить, как любят только птицы,
Очарования Египетской царицы.
Но Парки нам плетут, и нам обрежут нить.
Я ведал в жизни всё. Вся жизнь лишь блеск зарницы.
Я счастлив в гибели. Я мог, любя, любить.
