когда онъ околдовываетъ волю, наклоняя сердце къ другому сердцу. Край Малайцевъ вообще край Магіи. Заговорный напѣвъ соучаствуетъ съ музыкой. А какой силы была, напримѣръ, волшебная свирѣль Малайскаго царя Донана, точно повѣствуетъ преданіе:—„Въ первый разъ заиграла свирѣль, и звукъ издала двѣнадцати инструментовъ, заиграла второй она разъ, и было то двадцать четыре инструмента, и тридцать шесть разныхъ инструментовъ было, когда заиграла свирѣль въ третій разъ. Удивительно-ли что царевна Че-Амбонгъ и царевна Че-Мёда залились слезами, и музыку должно было остановить”.
Нельзя болѣе красиво выразить магическую силу и необходимость повторности при созиданіи музыки и напѣвнаго заклинанія. Я беру четыре Малайскіе заговора, они какъ четыре угла составляютъ горницу, въ которую замкнута женская душа—замкнута, и не выйдетъ оттуда: „Заговоръ о Стрѣлѣ”, „Заговоръ о Ступнѣ”, „Заговоръ Любовный”, „Заговоръ для Памяти”.
Я спускаю стрѣлу, закатилась Луна, |
когда он околдовывает волю, наклоняя сердце к другому сердцу. Край Малайцев вообще край Магии. Заговорный напев соучаствует с музыкой. А какой силы была, например, волшебная свирель Малайского царя Донана, точно повествует предание: — «В первый раз заиграла свирель, и звук издала двенадцати инструментов, заиграла второй она раз, и было то двадцать четыре инструмента, и тридцать шесть разных инструментов было, когда заиграла свирель в третий раз. Удивительно ли что царевна Че-Амбонг и царевна Че-Мёда залились слезами, и музыку должно было остановить».
Нельзя более красиво выразить магическую силу и необходимость повторности при созидании музыки и напевного заклинания. Я беру четыре Малайские заговора, они как четыре угла составляют горницу, в которую замкнута женская душа — замкнута, и не выйдет оттуда: «Заговор о Стреле», «Заговор о Ступне», «Заговор Любовный», «Заговор для Памяти».
Я спускаю стрелу, закатилась Луна, |
