раженія семи звѣздъ того Небеснаго Семизвѣздія, которое, законченной красотой своей, и пѣвучею правильностью своего обращенія въ небѣ, велѣло земнымъ пѣвцамъ настраивать семь струнъ. Съ предѣльнымъ вѣроятіемъ мы можемъ вычислить также, что обращеніе созвѣздій Большой Медвѣдицы, Малой Медвѣдицы, и созвѣздія Кассіопеи, внушило человѣческому сознанію символъ Свастики,—вращающійся равносторонній крестъ,—узорный символъ перевоплощенія въ ритмахъ вѣчнаго возврата. Но мы не исчислимъ, почему тотъ или иной музыкальный вскликъ Девятой Симфоніи, или Лоэнгрина, поражаетъ нашу душу больше всего,—мы чувствуемъ только, что вотъ, мы прикоснулись къ тайнѣ, но это такая тайна, что, коснувшись душою Міровой Души, направивъ въ сердечномъ нашемъ гаданіи зеркало въ зеркало, мы что то мгновенно увидѣли, но тотчасъ свѣтъ гаснетъ, лишь долгое зарево отсвѣта остается у насъ въ душѣ.
Въ таинственной звѣздной Халдеѣ,—гдѣ любящая богиня Истаръ съумѣла сойти въ Адъ, и, прикоснувшись къ живой водѣ, вернулась изъ смертныхъ областей,—возникло одно изъ
ражения семи звезд того Небесного Семизвездия, которое, законченной красотой своей, и певучею правильностью своего обращения в небе, велело земным певцам настраивать семь струн. С предельным вероятием мы можем вычислить также, что обращение созвездий Большой Медведицы, Малой Медведицы, и созвездия Кассиопеи, внушило человеческому сознанию символ Свастики, — вращающийся равносторонний крест, — узорный символ перевоплощения в ритмах вечного возврата. Но мы не исчислим, почему тот или иной музыкальный всклик Девятой Симфонии, или Лоэнгрина, поражает нашу душу больше всего, — мы чувствуем только, что вот, мы прикоснулись к тайне, но это такая тайна, что, коснувшись душою Мировой Души, направив в сердечном нашем гадании зеркало в зеркало, мы что то мгновенно увидели, но тотчас свет гаснет, лишь долгое зарево отсвета остается у нас в душе.
В таинственной звездной Халдее, — где любящая богиня Истар сумела сойти в Ад, и, прикоснувшись к живой воде, вернулась из смертных областей, — возникло одно из
