Тогда, безконечно взывая о мести, о чести, о славѣ, о чарахъ,
Несчетные духи, согбенно, проходятъ, какъ тѣни, въ безмѣрныхъ пожарахъ.
По блѣдной долинѣ, въ пустынѣ, какъ въ сплинѣ, донынѣ безумствуютъ духи.
И юноши сѣды, и дряхлые дѣти, и юны, межь старцевъ, старухи.
Тогда, бесконечно взывая о мести, о чести, о славе, о чарах,
Несчётные духи, согбенно, проходят, как тени, в безмерных пожарах.
По бледной долине, в пустыне, как в сплине, доныне безумствуют духи.
И юноши седы, и дряхлые дети, и юны, меж старцев, старухи.
ЦАРИ СІЯНЬЯ.
… Цари сіянья отошли,
Они разгнѣвались на это.
И, старымъ, нѣтъ намъ больше свѣта,
Онъ только тамъ, вверху, вдали.
5 Лазурные престолы пусты,
Всецѣльность превратилась въ топь,
Въ періодическую дробь,
И мраки Ада цѣпко-густы.
Когда жь окончится нашъ срокъ,
10 И снова будутъ дни младые,
И снова стебли золотые
Взнесутъ лазоревый цвѣтокъ?
ЦАРИ СИЯНЬЯ
… Цари сиянья отошли,
Они разгневались на это.
И, старым, нет нам больше света,
Он только там, вверху, вдали.
5 Лазурные престолы пу́сты,
Всецельность превратилась в топь,
В периодическую дробь,
И мраки Ада цепко-густы.
Когда ж окончится наш срок,
10 И снова будут дни младые,
И снова стебли золотые
Взнесут лазоревый цветок?
ОДИНОЧЕСТВО.
Я боялся людей, презиралъ, ненавидѣлъ ихъ,
Черезъ это прошелъ я, и рубежъ навсегда перешелъ,
Какъ могу ихъ винить, если Рокъ міровой всѣхъ обидѣлъ ихъ?
Я одинъ, но безгнѣвно, надъ темными шествіями золъ.
ОДИНОЧЕСТВО
Я боялся людей, презирал, ненавидел их,
Через это прошёл я, и рубеж навсегда перешёл,
Как могу их винить, если Рок мировой всех обидел их?
Я один, но безгневно, над тёмными шествиями зол.
