Когда раскрылись намъ Седьмыя Небеса,
Когда подъ звонкій гулъ златого колеса,
Промчались въ высотѣ толпы крылатыхъ птицъ,
Мы чувствовали всѣ, что свѣтитъ намъ краса
5 Непризрачныхъ существъ, нездѣшнихъ колесницъ.
Надъ каждымъ колесомъ, на нѣкой высотѣ,
Былъ голубь, словно снѣгъ въ нагорной красотѣ,
Четверократный блескъ надъ каждымъ, кто былъ тамъ,
Земное все—не то, а эти въ высяхъ—тѣ,
10 И можно съ ними быть, и это видно намъ.
Какъ быстры кони всѣ. Какъ сказоченъ ихъ видъ.
Въ очахъ у каждаго былъ камень-маргаритъ.
А тѣло—стройное, жемчужно-пышный хвостъ,
У каждаго изъ устъ сіяніе горитъ,
15 Какъ будто онъ испилъ отъ разнствующихъ звѣздъ.
И гривою взмахнувъ жемчужною своей,
Ярился каждый конь дрожаніемъ ноздрей,
А вождь крылатыхъ тѣхъ держалъ въ рукѣ ключи,
Всѣхъ жаждущихъ онъ мчалъ къ нагорностямъ, скорѣй,
20 Туда, гдѣ первый день, послѣдніе лучи.
Когда раскрылись нам Седьмые Небеса,
Когда под звонкий гул златого колеса,
Промчались в высоте толпы крылатых птиц,
Мы чувствовали все, что светит нам краса
5 Непризрачных существ, нездешних колесниц.
Над каждым колесом, на некой высоте,
Был голубь, словно снег в нагорной красоте,
Четверократный блеск над каждым, кто был там,
Земное всё — не то, а эти в высях — те,
10 И можно с ними быть, и это видно нам.
Как быстры кони все. Как сказочен их вид.
В очах у каждого был камень-маргарит.
А тело — стройное, жемчужно-пышный хвост,
У каждого из уст сияние горит,
15 Как будто он испил от разнствующих звёзд.
И гривою взмахнув жемчужною своей,
Ярился каждый конь дрожанием ноздрей,
А вождь крылатых тех держал в руке ключи,
Всех жаждущих он мчал к нагорностям, скорей,
20 Туда, где первый день, последние лучи.
Лицо его было какъ Солнце—въ тотъ часъ когда Солнце въ зенитѣ,
Глаза его были какъ звѣзды—предъ тѣмъ какъ сорваться съ Небесъ,
И краски изъ радугъ служили какъ ткани, узоры, и нити,
Для пышныхъ его одѣяній, въ которыхъ онъ снова воскресъ.
Лицо его было как Солнце — в тот час когда Солнце в зените,
Глаза его были как звёзды — пред тем как сорваться с Небес,
И краски из радуг служили как ткани, узоры, и нити,
Для пышных его одеяний, в которых он снова воскрес.
