Да, я навѣрно жилъ не годы, а столѣтья,
Затѣмъ что въ смѣнѣ лѣтъ встрѣчая—и враговъ,
На нихъ, какъ на друзей, не въ силахъ не глядѣть я,
На вражескихъ рукахъ я не хочу оковъ.
5 Нѣтъ, нѣтъ, мнѣ кажется порою, что съ друзьями
Мнѣ легче жесткимъ быть, безжалостнымъ подчасъ:—
Я знаю, что для насъ за тягостными днями
Настанетъ добрый день, съ улыбкой нѣжныхъ глазъ.
За мигъ небрежности мой другъ врагомъ не станетъ,
10 Самъ зная слабости, меня проститъ легко.
А темнаго врага вражда, какъ тьма, обманетъ,
И упадетъ онъ внизъ, въ овраги, глубоко.
Онъ не узнаетъ самъ, какъ слабъ онъ въ гнѣвѣ сильномъ,
О, величаются упавшіе, всегда:—
15 Бродячіе огни надъ сумракомъ могильнымъ
Считаетъ звѣздами проклятия Вражда.
Я знаю, Ненависть имѣетъ взоръ блестящій,
И искры сыплются въ свиданіи клинковъ.
Но мысль въ сто кратъ свѣтлѣй въ минутности летящей,
20 Я помню много битвъ, и множество вѣковъ.
Великій Архимедъ, съ своими чертежами,
Прекраснѣй, чѣмъ солдатъ, зарѣзавшій его.
Но жалче—тотъ солдатъ, съ безумными глазами,
И съ безпощадной тьмой влеченья своего.
25 Мнѣ жаль, что атомъ я, что я не міръ—два міра!—
Безумцамъ отдалъ бы я всѣ свои тѣла,—
Чтобъ, утомясь игрой убійственнаго пира,
Слѣпая ихъ душа свой тайный свѣтъ зажгла.
Да, я наверно жил не годы, а столетья,
Затем что в смене лет встречая — и врагов,
На них, как на друзей, не в силах не глядеть я,
На вражеских руках я не хочу оков.
5 Нет, нет, мне кажется порою, что с друзьями
Мне легче жёстким быть, безжалостным подчас: —
Я знаю, что для нас за тягостными днями
Настанет добрый день, с улыбкой нежных глаз.
За миг небрежности мой друг врагом не станет,
10 Сам зная слабости, меня простит легко.
А тёмного врага вражда, как тьма, обманет,
И упадёт он вниз, в овраги, глубоко.
Он не узнает сам, как слаб он в гневе сильном,
О, величаются упавшие, всегда: —
15 Бродячие огни над сумраком могильным
Считает звёздами проклятия Вражда.
Я знаю, Ненависть имеет взор блестящий,
И искры сыплются в свидании клинков.
Но мысль в сто крат светлей в минутности летящей,
20 Я помню много битв, и множество веков.
Великий Архимед, с своими чертежами,
Прекрасней, чем солдат, зарезавший его.
Но жальче — тот солдат, с безумными глазами,
И с беспощадной тьмой влеченья своего.
25 Мне жаль, что атом я, что я не мир — два мира! —
Безумцам отдал бы я все свои тела, —
Чтоб, утомясь игрой убийственного пира,
Слепая их душа свой тайный свет зажгла.
