Точно былъ въ гробу стеклянномъ,
Гдѣ-то тамъ—другіе.
15 Я—съ своимъ видѣньемъ страннымъ,
Въ сказкѣ летаргіи.
И твои глаза горѣли
Въ непостижной дали.
Но мои сказать не смѣли,
20 Почему мерцали.
Ты—невѣста, ты—чужая,
Ты и онъ—мечтанья.
Но застылъ я, твердо зная,
Что любовь—страданье.
25 Вижу, вижу, какъ другого
Счастье ослѣпило.
Я утратилъ силу слова,
Но сильна могила.
Кто узналъ съ другимъ сліянье,
30 Тѣмъ не возродиться.
Я застылъ, какъ изваянье,
Знаю, намъ не слиться.
Смерть свои соткала сѣти,
Смерть непобѣдима.
35 Если есть любовь на свѣтѣ,
Ты лишь мной любима!
Точно был в гробу стеклянном,
Где-то там — другие.
15 Я — с своим виденьем странным,
В сказке летаргии.
И твои глаза горели
В непостижной дали.
Но мои сказать не смели,
20 Почему мерцали.
Ты — невеста, ты — чужая,
Ты и он — мечтанья.
Но застыл я, твёрдо зная,
Что любовь — страданье.
25 Вижу, вижу, как другого
Счастье ослепило.
Я утратил силу слова,
Но сильна могила.
Кто узнал с другим слиянье,
30 Тем не возродиться.
Я застыл, как изваянье,
Знаю, нам не слиться.
Смерть свои соткала сети,
Смерть непобедима.
35 Если есть любовь на свете,
Ты лишь мной любима!
За наше „Когда-то“—послѣдній привѣтъ.
И больше ни мысли, ни памяти нѣтъ.
За наше «Когда-то» — последний привет.
И больше ни мысли, ни памяти нет.
