She who must be obeyed.R. Haggard.
—Колдунья, мнѣ странно такъ видѣть тебя.
Мнѣ люди твердили, что ты
Живешь—безпощадно живое губя,
Что старыя страшны черты:
5 Ты смотришь такъ нѣжно, ты манишь, любя,
И вся ты полна красоты.—
„Кто такъ говорилъ, можетъ, былъ онъ и правъ:
Жила я не годы,—всегда.
И много безумцевъ, свой умъ потерявъ,
10 Узнали всѣ пытки,—о, да!
Но я какъ цвѣтокъ расцвѣтаю межь травъ,
И я навсегда—молода“.
—Колдунья, Колдунья, твой взоръ такъ глубокъ,
Я вижу столѣтья въ зрачкахъ.
15 Но ты мнѣ желанна. Твой зыбкій намекъ
Въ душѣ пробуждаетъ не страхъ.
Дай счастье съ тобой хоть на малый мнѣ срокъ,
А тамъ—пусть терзаюсь въ вѣкахъ.—
„Вотъ это откроетъ блаженство для насъ,
20 Такія слова я люблю.
И если ты будешь безсмертнымъ въ нашъ часъ,
Я счастіе наше продлю.
Но, если увижу, что взоръ твой погасъ,
Я тотчасъ тебя утоплю“.
She who must be obeyed.R. Haggard.
— Колдунья, мне странно так видеть тебя.
Мне люди твердили, что ты
Живёшь — беспощадно живое губя,
Что старые страшны черты:
5 Ты смотришь так нежно, ты манишь, любя,
И вся ты полна красоты. —
«Кто так говорил, может, был он и прав:
Жила я не годы, — всегда.
И много безумцев, свой ум потеряв,
10 Узнали все пытки, — о, да!
Но я как цветок расцветаю меж трав,
И я навсегда — молода».
— Колдунья, Колдунья, твой взор так глубок,
Я вижу столетья в зрачках.
15 Но ты мне желанна. Твой зыбкий намёк
В душе пробуждает не страх.
Дай счастье с тобой хоть на малый мне срок,
А там — пусть терзаюсь в веках. —
«Вот это откроет блаженство для нас,
20 Такие слова я люблю.
И если ты будешь бессмертным в наш час,
Я счастие наше продлю.
Но, если увижу, что взор твой погас,
Я то́тчас тебя утоплю».
