Всечуткій, многоликій, цѣльный—
Встрѣчаетъ съ ясностью лица
Всѣхъ тѣхъ, кто въ жаждѣ безпредѣльной
Во всемъ доходитъ до конца.
45 Кто говоритъ, что Онъ—распятый?
О, нѣтъ, неправда, онъ не трупъ,
Онъ юный, сильный, и богатый,
Съ улыбкой нѣжной свѣжихъ губъ.
Онъ такъ красивъ, такъ мудръ, спокоенъ,
50 Держа всѣ громы въ глубинѣ.
Онъ притягателенъ и строенъ,
И вѣчно насъ ведетъ къ Веснѣ.
Онъ смотритъ, какъ рѣзвятся дѣти,
Какъ мчится молній череда,
55 Не двадцать маленькихъ столѣтій,
А сердце говоритъ—всегда.
И былъ ли Онъ сейчасъ въ хитонѣ,
И былъ ли въ панцырѣ—какъ знать!
Но только въ самомъ страшномъ стонѣ
60 Сокрыта звѣздная печать.
Землѣ, что ярче изумруда,
Сказалъ Онъ, что ей суждено:—
Намъ первое являя чудо,
Онъ воду превратилъ въ вино.
65 И, весь—бездонное значенье,
Зимѣ уготовляя Май,
Разбойника за мигъ мученья
Онъ взялъ съ собою въ вѣчный Рай.
Всечуткий, многоликий, цельный —
Встречает с ясностью лица
Всех тех, кто в жажде беспредельной
Во всём доходит до конца.
45 Кто говорит, что Он — распятый?
О, нет, неправда, он не труп,
Он юный, сильный, и богатый,
С улыбкой нежной свежих губ.
Он так красив, так мудр, спокоен,
50 Держа все громы в глубине.
Он притягателен и строен,
И вечно нас ведёт к Весне.
Он смотрит, как резвятся дети,
Как мчится молний череда,
55 Не двадцать маленьких столетий,
А сердце говорит — всегда.
И был ли Он сейчас в хитоне,
И был ли в панцире — как знать!
Но только в самом страшном стоне
60 Сокрыта звёздная печать.
Земле, что ярче изумруда,
Сказал Он, что ей суждено:
Нам первое являя чудо,
Он воду превратил в вино.
65 И, весь — бездонное значенье,
Зиме уготовляя Май,
Разбойника за миг мученья
Он взял с собою в вечный Рай.
