Металловъ мертвенные слитки
Бросаю въ нестерпимый жаръ,
15 И—въ первозданьи, и—въ избыткѣ,
И свѣжъ, и юнъ—кто былъ такъ старъ.
Я знаю все. Но есть забвенье.
И страшно-сладко мнѣ забыть,
И слушать пѣнье, видѣть звенья,
20 И ненавидѣть, и любить.
Моя заманчивая доля—
Быть вольнымъ даже и въ цѣпяхъ,
О, да, я воля, воля, воля,
Я жизнь, я смерть, я страсть, я страхъ.
25 Мое пѣвучее витійство—
Не только блескъ созвучныхъ силъ.
Разъ захочу, свершу убійство,
Быть можетъ, я ужь и убилъ.
Но въ должный мигъ припоминанье
30 Пронзитъ внезапно темноту.
И приведетъ меня скитанье
Къ весеннеликому Христу.
Къ Тому, который не страдаетъ,
Страдая вольно за другихъ,
35 Но безконечно созидаетъ
Изъ темныхъ душъ блестящій стихъ.
Онъ убѣдителенъ и кротокъ,
Онъ упоительно-жестокъ,
И Онъ—въ перебираньи четокъ,
40 Но больше—въ пѣньи звонкихъ строкъ.
Металлов мертвенные слитки
Бросаю в нестерпимый жар,
15 И — в первозданьи, и — в избытке,
И свеж, и юн — кто был так стар.
Я знаю всё. Но есть забвенье.
И страшно-сладко мне забыть,
И слушать пенье, видеть звенья,
20 И ненавидеть, и любить.
Моя заманчивая доля —
Быть вольным даже и в цепях,
О, да, я воля, воля, воля,
Я жизнь, я смерть, я страсть, я страх.
25 Моё певучее витийство —
Не только блеск созвучных сил.
Раз захочу, свершу убийство,
Быть может, я уж и убил.
Но в должный миг припоминанье
30 Пронзит внезапно темноту.
И приведёт меня скитанье
К весеннеликому Христу.
К Тому, который не страдает,
Страдая вольно за других,
35 Но бесконечно созидает
Из тёмных душ блестящий стих.
Он убедителен и кроток,
Он упоительно-жесток,
И Он — в перебираньи чёток,
40 Но больше — в пеньи звонких строк.
