Ты подарилъ мнѣ свой привѣтъ когда-то,
Поэтъ-отшельникъ, съ кроткою душой.
15 И ты ушелъ отсюда безъ возврата,
Но міръ Земли—для Неба не чужой.
Ты шествуешь теперь въ долинахъ Бога,
О, духъ, пріявшій свѣтлую печать.
Но такъ близка воздушная дорога,
20 Вотъ вижу взоръ твой—я съ тобой—опять.
Ты подарил мне свой привет когда-то,
Поэт-отшельник, с кроткою душой.
15 И ты ушёл отсюда без возврата,
Но мир Земли — для Неба не чужой.
Ты шествуешь теперь в долинах Бога,
О, дух, приявший светлую печать.
Но так близка воздушная дорога,
20 Вот вижу взор твой — я с тобой — опять.
„Наклонись надъ колодцемъ…“1885
Я припомнилъ слова, что приснились мечтѣ
Въ утро жизни, какъ нѣжное пѣніе.
И хоть я ужь не тотъ, и хоть мысли не тѣ,—
Тайны тѣ же зовутъ въ отдаленіе.
5 „Наклонись надъ колодцемъ, увидишь ты тамъ,
Словно темная яма чернѣется,
Пахнетъ гнилью, и плѣсень ростетъ по краямъ,
И прозрачной струи не виднѣется.
„Но внизу, въ глубинѣ, среди гнили и тьмы,
10 Тамъ, гдѣ пропасть чернѣется мглистая,
Какъ въ суровыхъ объятьяхъ угрюмой тюрьмы,
Робко бьется струя серебристая“.
Не напрасно тѣ строки привидѣлись мнѣ,
Промелькнули, какъ нѣжное пѣніе,
15 Нѣтъ обманности—въ снѣ, все правдиво—въ веснѣ,
Все—рожденіе свѣтлаго Генія.
«Наклонись над колодцем…»1885
Я припомнил слова, что приснились мечте
В утро жизни, как нежное пение.
И хоть я уж не тот, и хоть мысли не те, —
Тайны те же зовут в отдаление.
5 «Наклонись над колодцем, увидишь ты там,
Словно тёмная яма чернеется,
Пахнет гнилью, и плесень растёт по краям,
И прозрачной струи не виднеется.
Но внизу, в глубине, среди гнили и тьмы,
10 Там, где пропасть чернеется мглистая,
Как в суровых объятьях угрюмой тюрьмы,
Робко бьётся струя серебристая».
Не напрасно те строки привиделись мне,
Промелькнули, как нежное пение,
15 Нет обманности — в сне, всё правдиво — в весне,
Всё — рождение светлого Гения.
