5 Одно в моих зрачках, одно в замкнутом слухе;
Как бы изваянный, мой дух навек затих.
Ни громкий крик слона, ни блеск жужжащий мухи Не возмутят недвижных черт моих.
Сперва я, как мудрец, беседовал с веками, 10 Потом свой дух вернул к первичной простоте,
Потом, молчальником, я приобщился в Браме, И утонул в бессмертной красоте.
Четыре радуги над бурною вселенной,
Четыре степени возвышенных надежд, 15 Чтоб воссоздать кристалл из влаги переменной, Чтоб видеть мир, не подымая вежд.[1]
VIII. МОЛИТВА ВЕЧЕРНЯЯ.
Тотъ, предъ Кѣмъ, Незримымъ, зримо
Все, что въ душахъ у людей,
Тотъ, предъ Кѣмъ проходятъ мимо
Блески дымные страстей,—
5 Кто, Неслышимый, услышитъ
Каждый ропотъ бытія,
Только Тотъ безсмертьемъ дышетъ,
Въ нераздѣльно-слитномъ я.
Тотъ, въ чьемъ духѣ вѣчно новы 10 Солнце, звѣзды, вѣтеръ, тьма,
Тотъ, Кому они—покровы
Для сокрытаго ума,—