Которым я был когда-то отравлен, —
Да не коснётся он тебя.
Слушай, Эльзи.
В час ночной, во мгле туманной, где-то там за синей далью, 70 Убаюканная ветром, озарённая Луной,
Изгибаяся красиво, наклоняяся с печалью,
Шепчет плачущая ива с говорливою волной.
И томительный, и праздный, этот шёпот бесконечный,
Этот вздох однообразный над алмазною рекой 75 Языком своим невнятным, точно жалобой сердечной,
Говорит о невозвратном с непонятною тоской.
Говорит о том, что было, и чего не будет снова,
Что любила, разлюбила охладевшая душа,
И, тая в очах слезинки, полны жаждой неземного, 80 Белоснежные кувшинки задремали, чуть дыша.
И отравлен скорбью странной, уязвлён немой печалью,
В миг туманный, в миг нежданный, ум опять живёт былым,
Где-то там, где нет ненастья, где-то там за синей далью,
Полон счастья сладострастья пред виденьем неземным.
85 Что с тобой, моя Эльзи? Ты спишь?
Нет, не спишь?
Отчего ж ты закрыла глаза?
Что ж ты так побледнела?
Лунный лик засверкал 90 Из-за сети уснувших развесистых елей.
Лунный луч задрожал
На твоём, побледневшем от страсти, лице.
