Да и кто не подивится, кто съ такой мечтой сроднится,
Кто повѣрить согласится, чтобы гдѣ-нибудь когда —
Сѣлъ надъ дверью — говорящій безъ запинки, безъ труда —
Воронъ съ кличкой: «Никогда».
И, взирая такъ сурово, лишь одно твердилъ онъ слово,
Точна всю онъ душу вылилъ въ этомъ словѣ «Никогда»,
И крылами не взмахнулъ онъ, и перомъ не шевельнулъ онъ,
Я шепнулъ: «Друзья сокрылись вотъ ужь многіе года,
«Завтра онъ меня покинетъ, какъ надежды, навсегда».
60 Воронъ молвилъ: «Никогда».
Услыхавъ отвѣтъ удачный, вздрогнулъ я въ тревогѣ мрачной,
«Вѣрно, былъ онъ», я подумалъ, «у того, чья жизнь — Бѣда,
«У страдальца, чьи мученья возростали, какъ теченье
«Рѣкъ весной, чье отреченье отъ Надежды навсегда
«Въ пѣснѣ вылилось о счастьи, что, погибнувъ навсегда,
«Вновь не вспыхнетъ никогда.»
Но, отъ скорби отдыхая, улыбаясь и вздыхая,
Кресло я свое придвинулъ противъ Ворона тогда,
Да и кто не подивится, кто с такой мечтой сроднится,
Кто поверить согласится, чтобы где-нибудь когда —
Сел над дверью — говорящий без запинки, без труда —
Ворон с кличкой: «Никогда».
И, взирая так сурово, лишь одно твердил он слово,
Точна всю он душу вылил в этом слове «Никогда»,
И крылами не взмахнул он, и пером не шевельнул он,
Я шепнул: «Друзья сокрылись вот уж многие года,
Завтра он меня покинет, как надежды, навсегда».
60 Ворон молвил: «Никогда».
Услыхав ответ удачный, вздрогнул я в тревоге мрачной,
«Верно, был он», я подумал, «у того, чья жизнь — Беда,
У страдальца, чьи мученья возрастали, как теченье
Рек весной, чьё отреченье от Надежды навсегда
В песне вылилось о счастьи, что, погибнув навсегда,
Вновь не вспыхнет никогда.»
Но, от скорби отдыхая, улыбаясь и вздыхая,
Кресло я своё придвинул против Ворона тогда,
