Трепетъ, лепетъ, наполнявшій темнымъ чувствомъ сердце мнѣ.
Непонятный страхъ смиряя, всталъ я съ мѣста, повторяя: —
«Это только гость, блуждая, постучался въ дверь ко мнѣ,
«Поздній гость пріюта проситъ въ полуночной тишинѣ —
«Гость стучится въ дверь ко мнѣ».
Подавивъ свои сомнѣнья, побѣдивши опасенья,
20 Я сказалъ: «Не осудите замедленья моего!
«Этой полночью ненастной я вздремнулъ, и стукъ неясный
«Слишкомъ тихъ былъ, стукъ неясный, — и не слышалъ я его,
«Я не слышалъ» — тутъ раскрылъ я дверь жилища моего: —
Тьма, и больше ничего.
Взоръ застылъ, во тьмѣ стѣсненный, и стоялъ я изумленный,
Снамъ отдавшись, недоступнымъ на землѣ ни для кого;
Но какъ прежде ночь молчала, тьма душѣ не отвѣчала,
Лишь — «Ленора!» — прозвучало имя солнца моего, —
Это я шепнулъ, и эхо повторило вновь его, —
30 Эхо, больше ничего.
Вновь я въ комнату вернулся — обернулся — содрогнулся, —
Трепет, лепет, наполнявший тёмным чувством сердце мне.
Непонятный страх смиряя, встал я с места, повторяя: —
«Это только гость, блуждая, постучался в дверь ко мне,
Поздний гость приюта просит в полуночной тишине —
Гость стучится в дверь ко мне».
Подавив свои сомненья, победивши опасенья,
20 Я сказал: «Не осудите замедленья моего!
Этой полночью ненастной я вздремнул, и стук неясный
Слишком тих был, стук неясный, — и не слышал я его,
Я не слышал» — тут раскрыл я дверь жилища моего: —
Тьма, и больше ничего.
Взор застыл, во тьме стеснённый, и стоял я изумлённый,
Снам отдавшись, недоступным на земле ни для кого;
Но как прежде ночь молчала, тьма душе не отвечала,
Лишь — «Ленора!» — прозвучало имя солнца моего, —
Это я шепнул, и эхо повторило вновь его, —
30 Эхо, больше ничего.
Вновь я в комнату вернулся — обернулся — содрогнулся, —
