Прохладу дождей, и съ ручьевъ и съ морей,
Я несу истомленнымъ цвѣтамъ,
Въ удушливый день мимолетную тѣнь
Я даю задремавшимъ листамъ.
Живую росу на крылахъ я несу,
Пробуждаю ей почки отъ сна,
Межь тѣмъ какъ легли они къ груди земли,
Пока пляшетъ вкругъ солнца она.
Бичующій градъ моей дланью подъятъ,
10 Я подъ громъ, какъ цѣпомъ, молочу,
Бѣлѣетъ вокругъ зеленѣющій лугъ,
Брызнетъ дождь, — и опять я молчу.
Въ горахъ съ высоты сѣю снѣгъ на хребты,
И гигантскія сосны дрожатъ;
Всю ночь на снѣгахъ я покоюсь въ мечтахъ,
И съ грозой обнимаюсь, какъ братъ.
На башнѣ моей средь воздушныхъ зыбей
Блещетъ молніи пламенный щитъ,
И скованный громъ ворчитъ предъ дождемъ,
20 То умолкнетъ, то вновь зарычитъ;
Надъ гладью земной, надъ морской глубиной,
Я плыву въ нѣжномъ пурпурѣ дня.
И молній полетъ все впередъ и впередъ
Увлекаетъ какъ кормчій меня;
Надъ цѣпью холмовъ, надъ семьей ручейковъ,
Надъ пространствомъ озеръ и полей,
Прохладу дождей, и с ручьёв и с морей,
Я несу истомлённым цветам,
В удушливый день мимолётную тень
Я даю задремавшим листам.
Живую росу на крылах я несу,
Пробуждаю ей почки от сна,
Меж тем как легли они к груди земли,
Пока пляшет вкруг солнца она.
Бичующий град моей дланью подъят,
10 Я под гром, как цепом, молочу,
Белеет вокруг зеленеющий луг,
Брызнет дождь, — и опять я молчу.
В горах с высоты сею снег на хребты,
И гигантские сосны дрожат;
Всю ночь на снегах я покоюсь в мечтах,
И с грозой обнимаюсь, как брат.
На башне моей средь воздушных зыбей
Блещет молнии пламенный щит,
И скованный гром ворчит пред дождём,
20 То умолкнет, то вновь зарычит;
Над гладью земной, над морской глубиной,
Я плыву в нежном пурпуре дня.
И молний полёт всё вперёд и вперёд
Увлекает как кормчий меня;
Над цепью холмов, над семьёй ручейков,
Над пространством озёр и полей,
