Въ странѣ, гдѣ долины темныя,
Слушала вопли и жалобы,
Вдругъ останавливалась,
Плакала возлѣ росистыхъ могилъ.
Она стояла въ молчаніи,
Вникала она въ голоса глубинъ,
Межь могилъ пришла къ своей собственной,
Тамъ сѣла она, и услышала
Голосъ скорби, примчавшійся,
20 Какъ вздохъ, изъ пустой и глубокой ямы.
«Почему слухъ не можетъ закрыться
«Для собственной гибели?
«Или блистающій глазъ
«Для отравы улыбки?
«Почему наполнены вѣки стрѣлами,
«Остріями, готовыми тотчасъ убить?
«Тамъ тысяча, смерть приносящихъ, воителей
«Въ засадѣ лежитъ, —
«Или глазъ даровъ, глазъ щедротъ, устремляющій
30 «Дождь плодовъ и чеканнаго золота.
«Зачѣмъ заклейменъ нашъ языкъ
«Медомъ отъ каждаго вѣтра?
«Зачѣмъ слухъ, этотъ водоворотъ,
«Свирѣпо въ себя вбирающій сѣть мірозданій?
«Зачѣмъ ноздри, широко вдыхающія ужасъ,
«Дрожащія, ноздри испуганныя?
«Зачѣмъ узда щекочущая
«На пламенномъ юношѣ?
«Зачѣмъ низкая эта завѣса —
40 «Тѣло на ложѣ нашихъ желаній?»
Тэль вскочила, и съ крикомъ назадъ побѣжала,
Безпрепятственно,
Пока не достигла знакомыхъ Гарскихъ долинъ.
В стране, где долины тёмные,
Слушала вопли и жалобы,
Вдруг останавливалась,
Плакала возле росистых могил.
Она стояла в молчании,
Вникала она в голоса глубин,
Меж могил пришла к своей собственной,
Там села она, и услышала
Голос скорби, примчавшийся,
20 Как вздох, из пустой и глубокой ямы.
«Почему слух не может закрыться
Для собственной гибели?
Или блистающий глаз
Для отравы улыбки?
Почему наполнены веки стрелами,
Остриями, готовыми то́тчас убить?
Там тысяча, смерть приносящих, воителей
В засаде лежит, —
Или глаз даров, глаз щедрот, устремляющий
30 Дождь плодов и чеканного золота.
Зачем заклеймён наш язык
Мёдом от каждого ветра?
Зачем слух, этот водоворот,
Свирепо в себя вбирающий сеть мирозданий?
Зачем ноздри, широко вдыхающие ужас,
Дрожащие, ноздри испуганные?
Зачем узда щекочущая
На пламенном юноше?
Зачем низкая эта завеса —
40 Тело на ложе наших желаний?»
Тэль вскочила, и с криком назад побежала,
Беспрепятственно,
Пока не достигла знакомых Гарских долин.
