Увидѣли усмѣшку въ горькомъ ртѣ,
Въ глазахъ огонь, судьбинный и упорный.
Палачъ съ враждой взнесенъ былъ на престолъ,
И тотъ народъ, который съ громкимъ крикомъ
60 Его бы могъ поднять на высоту,
Дрожа, призналъ, что онъ владыка мщенья. (?)
Во мнѣ живетъ, какъ въ лѣтописи, міръ,
Судьба тотъ свитокъ кровью написала,
И на страницахъ красныхъ тѣхъ самъ Богъ
Напечатлѣлъ мой образъ величавый.
Ужь вѣчность поглотила сто вѣковъ,
И сто еще, а зло во мнѣ, какъ прежде,
Свой памятникъ тяжелый зритъ и зритъ.
И тщетно человѣкъ, какъ вѣтромъ взятый,
70 Туда, гдѣ расцвѣтаетъ свѣтъ, летитъ,
Столѣтьями еще палачъ все правитъ!
И съ каждой каплей красной, что на мнѣ,
Вновь зримо преступленье человѣка,
Неразлучимо-двойственная связь: —
Отображенье всѣхъ временъ прошедшихъ,
И гнѣвныхъ, вслѣдъ за ними, сто тѣней.
О, почему отъ палача рожденъ ты,
Мой сынъ, мой мальчикъ, чистый какъ хрусталь?
Твой нѣженъ ротъ, какъ будто это ангелъ
80 Сквозь дѣтскій смѣхъ улыбку показалъ.
Твое чистосердечіе, невинность, —
О, горе мнѣ! — вся красота твоя,
Въ моей душѣ рождаютъ только ужасъ,
Зачѣмъ съ несчастнымъ этимъ тратишь ты,
О, женщина, любовность нѣжной ласки?
Явись какъ сострадательная мать,
Увидели усмешку в горьком рте,
В глазах огонь, судьбинный и упорный.
Палач с враждой взнесён был на престол,
И тот народ, который с громким криком
60 Его бы мог поднять на высоту,
Дрожа, признал, что он владыка мщенья.(?)
Во мне живёт, как в летописи, мир,
Судьба тот свиток кровью написала,
И на страницах красных тех сам Бог
Напечатлел мой образ величавый.
Уж вечность поглотила сто веков,
И сто ещё, а зло во мне, как прежде,
Свой памятник тяжёлый зрит и зрит.
И тщетно человек, как ветром взятый,
70 Туда, где расцветает свет, летит,
Столетьями ещё палач всё правит!
И с каждой каплей красной, что на мне,
Вновь зримо преступленье человека,
Неразлучимо-двойственная связь: —
Отображенье всех времён прошедших,
И гневных, вслед за ними, сто теней.
О, почему от палача рождён ты,
Мой сын, мой мальчик, чистый как хрусталь?
Твой нежен рот, как будто это ангел
80 Сквозь детский смех улыбку показал.
Твоё чистосердечие, невинность, —
О, горе мне! — вся красота твоя,
В моей душе рождают только ужас,
Зачем с несчастным этим тратишь ты,
О, женщина, любовность нежной ласки?
Явись как сострадательная мать,
