Такъ геній зла, меня избравъ орудьемъ,
Бросаетъ человѣка мнѣ на смерть.
И справедливо, я же лишь проклятый,
Безъ преступленья, но преступникъ я? —
Взгляните, какъ, за смерть платя, надмененъ
30 Кто платитъ мнѣ, — какъ деньги онъ швырнетъ
На землю, — мнѣ, тому, кто здѣсь съ нимъ равный!
Та пытка, что ломаетъ кости, хрустъ,
И жалкій вскрикъ, съ которымъ осужденный
Промолвитъ: — «Ай!», и трескъ разъятыхъ жилъ,
Подъ топоромъ, который рухнулъ книзу,
Моя услада. И когда подъ гулъ,
Съ которымъ голова падетъ на камни,
Несчастная въ кровавохъ брызгахъ вся,
Народъ объятъ свирѣпой суматохой,
40 Мой лобъ спокойно свѣтитъ надъ толпой,
Ужасный, съ торжествомъ неумолимымъ.
Весь гнѣвъ людей, и вся людская злость
Во мнѣ, жестокость душъ ихъ нечестивыхъ
Вся перешла дыханьемъ на меня,
И я, ихъ месть, и месть мою свершая,
Весь упиваюсь ужасомъ моимъ.
Онъ болѣе высокъ былъ, чѣмъ властитель,
Способный гордо растоптать законъ,
Палачъ, вниманьемъ этимъ всенароднымъ
50 Взнесенный, — власть была въ его плечахъ,
Насытился онъ ею, опьянился,
И въ этотъ день онъ такъ былъ услажденъ,
Что не могли не увидать веселья
Въ его лицѣ его жена, семья: —
Взамѣнъ густого мрака страшной жути,
Так гений зла, меня избрав орудьем,
Бросает человека мне на смерть.
И справедливо, я же лишь проклятый,
Без преступленья, но преступник я? —
Взгляните, как, за смерть платя, надменен
30 Кто платит мне, — как деньги он швырнёт
На землю, — мне, тому, кто здесь с ним равный!
Та пытка, что ломает кости, хруст,
И жалкий вскрик, с которым осуждённый
Промолвит: — «Ай!», и треск разъятых жил,
Под топором, который рухнул книзу,
Моя услада. И когда под гул,
С которым голова падёт на камни,
Несчастная в кровавых брызгах вся,
Народ объят свирепой суматохой,
40 Мой лоб спокойно светит над толпой,
Ужасный, с торжеством неумолимым.
Весь гнев людей, и вся людская злость
Во мне, жестокость душ их нечестивых
Вся перешла дыханьем на меня,
И я, их месть, и месть мою свершая,
Весь упиваюсь ужасом моим.
Он более высок был, чем властитель,
Способный гордо растоптать закон,
Палач, вниманьем этим всенародным
50 Взнесённый, — власть была в его плечах,
Насытился он ею, опьянился,
И в этот день он так был услаждён,
Что не могли не увидать веселья
В его лице его жена, семья: —
Взамен густого мрака страшной жути,
