Къ грудямъ моимъ руки мои приложивъ,
И отъ игръ и отъ прялокъ усталыя,
Руки-подруги, чей бѣлый свѣтъ такъ красивъ, —
Какъ будто я въ водахъ дремлю,
5 Я сплю,
И зори надъ ними горятъ запоздалыя.
Далеко отъ печальныхъ и тщетныхъ скорбей,
На престолѣ моей красоты свѣтодарственномъ,
Эти хрупкія дремлютъ царицы въ безтрепетной чарѣ своей,
10 Снится рукамъ моимъ о владычествѣ царственномъ.
И одна, въ бѣлокурыхъ моихъ волосахъ,
Закрывъ, какъ когда-то, глаза въ блаженномъ безсиліи,
Я ребенокъ, что держитъ міры, и въ мірахъ
Я дѣва, что держитъ лиліи.
Я играла въ горящемъ снѣгу
Звѣздъ рая,
И, сіяя,
Вся теперь я ими одѣта,
5 Въ волосахъ моихъ блѣдныхъ я ихъ берегу,
Что мерцаютъ, и есть они въ этихъ глазахъ, полныхъ свѣта.
К грудям моим руки мои приложив,
И от игр и от прялок усталые,
Руки-подруги, чей белый свет так красив, —
Как будто я в водах дремлю,
5 Я сплю,
И зори над ними горят запоздалые.
Далеко от печальных и тщетных скорбей,
На престоле моей красоты светодарственном,
Эти хрупкие дремлют царицы в бестрепетной чаре своей,
10 Снится рукам моим о владычестве царственном.
И одна, в белокурых моих волосах,
Закрыв, как когда-то, глаза в блаженном бессилии,
Я ребёнок, что держит миры, и в мирах
Я дева, что держит лилии.
Я играла в горящем снегу
Звёзд рая,
И, сияя,
Вся теперь я ими одета,
5 В волосах моих бледных я их берегу,
Что мерцают, и есть они в этих глазах, полных света.
