25 Одни жнецы, съ разсвѣтомъ дня,
На полѣ желтомъ ячменя,
Внимаютъ пѣснѣ, что, звеня,
Съ рѣкой уходитъ въ Камелотъ;
И жнецъ усталый, при лунѣ,
30 Снопы вздымая къ вышинѣ,
Тихонько шепчетъ, какъ во снѣ: —
«Волшебница Шалотъ!»
Предъ нею ткань горитъ, сквозя,
Она прядетъ, рукой скользя,
Остановиться ей нельзя,
Чтобъ глянуть внизъ на Камелотъ.
5 Проклятье ждетъ ее тогда,
Грозитъ безвѣстная бѣда,
И вотъ она прядетъ всегда,
Волшебница Шалотъ.
Лишь видитъ въ зеркало она
10 Видѣнья міра, тѣни сна,
Всегда живая пелена
Уходитъ быстро въ Камелотъ.
Свѣтло-вспѣненная рѣка,
И темный образъ мужика,
15 И цвѣтъ мелькнувшаго платка
Проходятъ предъ Шалотъ.
И каждый мигъ живетъ тропа,
Смѣется дѣвушекъ толпа,
И осликъ сельскаго попа
20 Бредетъ въ зубчатый Камелотъ.
25 Одни жнецы, с рассветом дня,
На поле жёлтом ячменя,
Внимают песне, что, звеня,
С рекой уходит в Камелот;
И жнец усталый, при луне,
30 Снопы вздымая к вышине,
Тихонько шепчет, как во сне: —
«Волшебница Шалот!»
Пред нею ткань горит, сквозя,
Она прядёт, рукой скользя,
Остановиться ей нельзя,
Чтоб глянуть вниз на Камелот.
5 Проклятье ждёт её тогда,
Грозит безвестная беда,
И вот она прядёт всегда,
Волшебница Шалот.
Лишь видит в зеркало она
10 Виденья мира, тени сна,
Всегда живая пелена
Уходит быстро в Камелот.
Светло-вспенённая река,
И тёмный образ мужика,
15 И цвет мелькнувшего платка
Проходят пред Шалот.
И каждый миг живёт тропа,
Смеётся девушек толпа,
И ослик сельского попа
20 Бредёт в зубчатый Камелот.