Съ печально-блѣднаго лица?
И чужды намъ слова чуть слышнаго завѣта: —
«Въ одномъ покоѣ торжество».
15 Зачѣмъ же только мы томимся безъ привѣта,
Одни лишь мы, вѣнецъ всего?
Вонъ тамъ, въ глуши лѣсной, на вѣтку вѣтеръ дышетъ,
Изъ почки вышелъ нѣжный листъ,
И вѣтеръ, проносясь, едва его колышетъ,
И онъ прозраченъ и душистъ.
5 Подъ солнцемъ онъ горитъ игрою позолоты,
Росой мерцаетъ подъ луной,
Желтѣетъ, падаетъ, не вѣдая заботы,
И спитъ, объятый тишиной.
Вонъ тамъ, согрѣтъ огнемъ любви, тепла и свѣта,
10 Ростетъ медовый сочный плодъ,
Созрѣетъ, и съ концомъ зиждительнаго лѣта
На землю мирно упадетъ.
Всему есть мѣра дней; взлелѣянный весною,
Цвѣтокъ не вѣдаетъ труда,
15 Онъ вянетъ, онъ цвѣтетъ, съ землей своей родною
Не разлучаясь никогда.
Враждебенъ небосводъ, холодный, темносиній,
Надъ темносинею волной,
И смерть предѣлъ всего, и мы идемъ пустыней,
Живя тревогою земной.
5 Что можетъ длиться здѣсь? Едва пройдетъ мгновенье,
С печально-бледного лица?
И чужды нам слова чуть слышного завета: —
«В одном покое торжество».
15 Зачем же только мы томимся без привета,
Одни лишь мы, венец всего?
Вон там, в глуши лесной, на ветку ветер дышит,
Из почки вышел нежный лист,
И ветер, проносясь, едва его колышет,
И он прозрачен и душист.
5 Под солнцем он горит игрою позолоты,
Росой мерцает под луной,
Желтеет, падает, не ведая заботы,
И спит, объятый тишиной.
Вон там, согрет огнём любви, тепла и света,
10 Растёт медовый сочный плод,
Созреет, и с концом зиждительного лета
На землю мирно упадёт.
Всему есть мера дней; взлелеянный весною,
Цветок не ведает труда,
15 Он вянет, он цветёт, с землёй своей родною
Не разлучаясь никогда.
Враждебен небосвод, холодный, тёмно-синий,
Над тёмно-синею волной,
И смерть предел всего, и мы идём пустыней,
Живя тревогою земной.
5 Что может длиться здесь? Едва пройдёт мгновенье,
