изъ пламени“,—сказалъ я, и снова онъ посмотрѣлъ нечуждымъ взоромъ. Когда я прощался, онъ подарилъ намъ нѣсколько подлинныхъ caritas (небольшія глиняныя маски идольчиковъ). Возвращаясь въ окутанную тьмой Оахаку, я видѣлъ среди деревьевъ летающихъ свѣтляковъ.—Изъ Оахаки намъ пришлось вернуться въ Пуэблу, и на другой день, въ 6 часовъ утра, мы выѣхали въ Вера-Крусъ по очень красивой Междуокеанской дорогѣ (Ferrocarril Interoceánico). Среди горъ и долинъ, среди лѣсовъ, лужаекъ, и пропастей, дорога вьется причудливымъ узоромъ, и, правда, врядъ-ли гдѣ въ мірѣ можно еще видѣть, что ты ѣдешь долгіе-долгіе часы—все время имѣя передъ глазами великолѣпныя громады вулкановъ, увѣнчанныхъ снѣгами: на западѣ—Попокатепетль и Ицтаксигуатль, на сѣверѣ—Малинче, на востокѣ—Орисава (самый красивый изъ всѣхъ здѣшнихъ вулкановъ по гармоніи очертаній). Вера-Крусъ этотъ разъ произвела на меня совершенно иное впечатлѣніе. Она частію напоминала мнѣ привлекательную Гавану, частію (какъ это ни странно) Севилью, нашу Севилью, гдѣ мы видѣли съ тобой католическую Semana Santa.
Мы попали въ Вера-Крусъ въ Страстную недѣлю. Было солнечно, весенне, празднично, экзотично. Было много черныхъ. Негритянскія лица нравятся мнѣ очень. Впервые я понялъ ихъ очарованіе въ Гаванѣ, гдѣ много черныхъ. Видѣть Негритянокъ, которыя набожно молятся въ католическомъ храмѣ, падая на колѣни передъ уродливыми куклами Христа и Маріи, это—зрѣлище совершенно особенное. Я говорю, меня трогаютъ, меня восхищаютъ Негритянскія лица. Они гораздо привлекательнѣе коричневыхъ лицъ Индійцевъ. Въ нихъ нѣтъ этой пасмурной угрюмости, въ нихъ—дѣтскость, доброта, въ нихъ дремлетъ безудержная чувственная страстность, въ ихъ глазахъ—завлекающій матовый блескъ. Кромѣ того, Негры нравятся мнѣ какъ точная четкая отдѣленность, какъ несомнѣнная отличность по типу отъ меня, бѣлоликаго. Мой обратный полюсъ.
И та же набережная Вера-Крусъ показалась мнѣ этотъ разъ иной. Шире, красивѣе. Наши чувства мѣняютъ предметы кругомъ. Во мнѣ была весна, въ моей душѣ звенѣли колокола и радостно пѣли цвѣты и цвѣта. Дожидаясь отплытія, мы бродили по старымъ улицамъ, по набережной, катались въ лодкѣ по Морю, а Море было синее, свѣтлое, Море смѣялось. Я чувствовалъ, что я ѣду къ новымъ мѣстамъ, къ истинно новымъ мѣстамъ, освященнымъ памятниками таинственнаго Прошлаго. Однако, горе всѣмъ тѣмъ, кто долженъ перемежать созерцаніе здѣшнихъ
из пламени», — сказал я, и снова он посмотрел нечуждым взором. Когда я прощался, он подарил нам несколько подлинных caritas (небольшие глиняные маски идольчиков). Возвращаясь в окутанную тьмой Оахаку, я видел среди деревьев летающих светляков. — Из Оахаки нам пришлось вернуться в Пуэблу, и на другой день, в 6 часов утра, мы выехали в Вера-Крус по очень красивой Междуокеанской дороге (Ferrocarril Interoceánico). Среди гор и долин, среди лесов, лужаек, и пропастей, дорога вьется причудливым узором, и, правда, вряд ли где в мире можно еще видеть, что ты едешь долгие-долгие часы — всё время имея перед глазами великолепные громады вулканов, увенчанных снегами: на западе — Попокатепетль и Ицтаксигуатль, на севере — Малинче, на востоке — Орисава (самый красивый из всех здешних вулканов по гармонии очертаний). Вера-Крус этот раз произвела на меня совершенно иное впечатление. Она частью напоминала мне привлекательную Гавану, частью (как это ни странно) Севилью, нашу Севилью, где мы видели с тобой католическую Semana Santa.
Мы попали в Вера-Крус в Страстную неделю. Было солнечно, весенне, празднично, экзотично. Было много черных. Негритянские лица нравятся мне очень. Впервые я понял их очарование в Гаване, где много черных. Видеть Негритянок, которые набожно молятся в католическом храме, падая на колени перед уродливыми куклами Христа и Марии, это — зрелище совершенно особенное. Я говорю, меня трогают, меня восхищают Негритянские лица. Они гораздо привлекательнее коричневых лиц Индийцев. В них нет этой пасмурной угрюмости, в них — детскость, доброта, в них дремлет безудержная чувственная страстность, в их глазах — завлекающий матовый блеск. Кроме того, Негры нравятся мне как точная четкая отделенность, как несомненная отличность по типу от меня, белоликого. Мой обратный полюс.
И та же набережная Вера-Крус показалась мне этот раз иной. Шире, красивее. Наши чувства меняют предметы кругом. Во мне была весна, в моей душе звенели колокола и радостно пели цветы и цвета. Дожидаясь отплытия, мы бродили по старым улицам, по набережной, катались в лодке по Морю, а Море было синее, светлое, Море смеялось. Я чувствовал, что я еду к новым местам, к истинно новым местам, освященным памятниками таинственного Прошлого. Однако, горе всем тем, кто должен перемежать созерцание здешних
