Страница:Бальмонт. Змеиные цветы. 1910.pdf/38

Эта страница была вычитана


своей старости, какъ красивъ былъ Леонардо-да-Винчи. Путь убѣгалъ, уходили призраки, нѣсколько десятковъ минутъ я испытывалъ въ сердцѣ полное счастье.—Въ Митлѣ мы пріѣхали въ деревенскій отель „La Sorpresa“, который дѣйствительно есть „Неожиданность“: одноэтажный домъ расположенъ какъ бы четыреугольнымъ корридоромъ, и то, что въ испанскихъ домахъ образуетъ „patio“ (дворъ), здѣсь было чудеснымъ садомъ. Посрединѣ вздымался высокій кипарисъ, и на темной его зелени, восходя узорно ввысь, краснѣли пурпурно-аметистовые цвѣты растенія, которое зовется „пылающій кустъ“, „пламенный цвѣтъ“. Этотъ пламецвѣтъ, когда на него смотришь, радостно поетъ въ душѣ.

27 апрѣля.—Черезъ 2½ часа уѣзжаю въ Монтекристо. Оттуда, съѣздивъ въ Паленке, напишу еще и окончу разсказъ о своихъ впечатлѣніяхъ. Посылаю два желтенькіе цвѣтка, и зеленую вѣточку. Эта послѣдняя—съ величайшаго дерева, кипариса селенія Туле, которое находится въ нѣсколькихъ миляхъ отъ Оахаки. Ты не можешь себѣ представить, что за чудо это дерево. Нужно человѣкъ тридцать (точное исчисленіе), чтобы охватить его стволъ, или, вѣрнѣе, фантастическую группу стволовъ, которые, сѣдѣя и сѣрѣя, выходятъ одинъ изъ другого, сливаются, переплетаются, какъ колоссальныя змѣи. Въ то же время это одинъ стволъ. Но въ немъ, говорю я, есть извивы, изгибы, и грани. Нѣкоторыя грани имѣютъ видъ пещеръ, они похожи на утесы, на горные срывы. Когда приближаешься къ этой царственной „сабинѣ“, на сѣромъ утесистомъ фонѣ выступаетъ огромный узлистый рельефъ. Это—какъ бы геральдическій ликъ всего колоссальнаго дерева. Изъ этого узла явственно выступаютъ въ мощныхъ сплетеніяхъ облики змѣй. Смотришь и чувствуешь, что это не дерево, а цѣлый замкнутый міръ, съ своей причудливой жизнью, съ своими странными грезами, растеніе—сонъ, растеніе—фантазія, растеніе—исполинскій призракъ. Въ одной изъ спеціальныхъ книгъ я прочелъ, что этому дереву не менѣе 3000 лѣтъ. И, однако, оно еще полно жизни, и въ немъ нѣтъ омертвѣлыхъ частей. Его могучесть неистощима. Когда я былъ въ горахъ Хо́хо, я спросилъ туземца-старика, знаетъ ли онъ дерево „Туле“. „Como no?“—воскликнулъ онъ, оживившись („Еще бы нѣтъ!“). „Ему три тысячи лѣтъ“,—сказалъ я. „Al ménos“,—отвѣтилъ онъ внушительно („По крайней мѣрѣ“), „al ménos“—повторилъ онъ, погружаясь въ раздумье, и сѣдыя тѣни вѣковъ, казалось, окутали насъ среди горъ.

Я живу теперь въ тропическомъ лѣсу, гдѣ бѣгаютъ огромныя игуаны, и летаютъ, какъ падающія звѣзды, свѣтляки.


Тот же текст в современной орфографии

своей старости, как красив был Леонардо-да-Винчи. Путь убегал, уходили призраки, несколько десятков минут я испытывал в сердце полное счастье. — В Митле мы приехали в деревенский отель «La Sorpresa», который действительно есть «Неожиданность»: одноэтажный дом расположен как бы четырёхугольным коридором, и то, что в испанских домах образует «patio» (двор), здесь было чудесным садом. Посредине вздымался высокий кипарис, и на темной его зелени, восходя узорно ввысь, краснели пурпурно-аметистовые цветы растения, которое зовется «пылающий куст», «пламенный цвет». Этот пламецвет, когда на него смотришь, радостно поет в душе.

27 апреля. — Через 2½ часа уезжаю в Монтекристо. Оттуда, съездив в Паленке, напишу еще и окончу рассказ о своих впечатлениях. Посылаю два желтенькие цветка, и зеленую веточку. Эта последняя — с величайшего дерева, кипариса селения Туле, которое находится в нескольких милях от Оахаки. Ты не можешь себе представить, что за чудо это дерево. Нужно человек тридцать (точное исчисление), чтобы охватить его ствол, или, вернее, фантастическую группу стволов, которые, седея и серея, выходят один из другого, сливаются, переплетаются, как колоссальные змеи. В то же время это один ствол. Но в нём, говорю я, есть извивы, изгибы, и грани. Некоторые грани имеют вид пещер, они похожи на утесы, на горные срывы. Когда приближаешься к этой царственной «сабине», на сером утесистом фоне выступает огромный узлистый рельеф. Это — как бы геральдический лик всего колоссального дерева. Из этого узла явственно выступают в мощных сплетениях облики змей. Смотришь и чувствуешь, что это не дерево, а целый замкнутый мир, с своей причудливой жизнью, с своими странными грезами, растение — сон, растение — фантазия, растение — исполинский призрак. В одной из специальных книг я прочел, что этому дереву не менее 3000 лет. И, однако, оно еще полно жизни, и в нём нет омертвелых частей. Его могучесть неистощима. Когда я был в горах Хо́хо, я спросил туземца-старика, знает ли он дерево «Туле». «Como no?» — воскликнул он, оживившись («Еще бы нет!»). «Ему три тысячи лет», — сказал я. «Al ménos», — ответил он внушительно («По крайней мере»), «al ménos» — повторил он, погружаясь в раздумье, и седые тени веков, казалось, окутали нас среди гор.

Я живу теперь в тропическом лесу, где бегают огромные игуаны, и летают, как падающие звезды, светляки.