ихъ осуществляю, какъ полный переводъ Шелли, мнѣ тупо говорятъ: „Вы обѣщали перевести 15 драмъ Кальдерона“. Какъ будто можно сразу сдѣлать все! Я еще мало пока видѣлъ Мексику, но, разъ я долженъ былъ пройти черезъ нее, она не могла не осуществиться.
Мексиканцы не интересуются своимъ прошлымъ. Я говорю о буржуазіи. Простые Indios, наоборотъ, постоянно посѣщаютъ галлереи Національнаго музея, хотя бродятъ тамъ безпомощно. Трогательно видѣть эти бронзовыя и оливковыя лица, возникающія передъ изваяніемъ Бога Цвѣтовъ, или Бога-Зеркальность (Богъ съ Лучезарнымъ Лицомъ). Въ душѣ возникаетъ электрическая искра незабвенной исторической дѣйствительности. Трогательно говорить съ простымъ Ацтекомъ о красотѣ цвѣтовъ мака, о благородствѣ Гватемока, который молча снесъ пытки и не сказалъ Кортесу, гдѣ зарыты національныя сокровища. Трогательно видѣть, какъ ласковы, нѣжны здѣсь жены съ мужьями и влюбленные съ любовницами, идутъ ли они трезвые, или, чаще, бредутъ, пошатываясь, въ убогихъ кварталахъ, около кантинъ, носящихъ названія „Ilusion“, „Emociones“, „Infierno“, „Jardin del Diablo“, гдѣ потомки людей, мыслившихъ красочными гіероглифами, пьютъ убогую, мерзостную пульке (перебродившій сокъ агавъ). Indios живописны въ своемъ униженьи и въ своихъ лохмотьяхъ. Но видѣть здѣшнюю буржуазію, когда она въ театрѣ, въ ресторанѣ, въ циркѣ, на улицѣ,—мерзко и тяжко. Это—жалкое подражаніе Европѣ, отвратительность третьеразрядныхъ движеній, тупость сытыхъ, грубо-чувственныхъ лицъ, глупыя улыбки, наглый смѣхъ.
30 марта.—Завтра мы уѣдемъ на два дня въ Куэрнаваку смотрѣть на Ацтекскія руины. Послѣдніе дни прошли въ бѣготнѣ за разными renseignements, съ неукоснительными при этомъ посѣщеніями Biblioteca Nacional и Museo Nacional. Какъ все запутано въ вопросахъ „Американизма“. Я съ сокрушеніемъ вижу, что нужны цѣлые годы, чтобы достичь здѣсь чего-нибудь. Я познакомился съ однимъ изъ кураторовъ Національнаго музея, Николасомъ Леономъ; мы говорили съ нимъ и о моихъ изученіяхъ, и о моихъ предполагаемыхъ путешествіяхъ. Онъ нюхалъ табакъ, и снабжалъ меня скудными свѣдѣніями. Однако, сообщилъ мнѣ, что, если я поѣду въ Паленке, мнѣ придется купить палатку, самому заботиться о пищѣ и питьѣ, а также о томъ, чтобы проводники-индійцы не сбѣжали. Леонъ далъ мнѣ для прочтенія отдѣльные листы интересной книги Ордоньеса „Теологія Змѣй“ (коментарій къ „Американской библіи“, „Popol-Vuh“). Эта книга, вѣрно, никогда не выйдетъ.
их осуществляю, как полный перевод Шелли, мне тупо говорят: «Вы обещали перевести 15 драм Кальдерона». Как будто можно сразу сделать всё! Я еще мало пока видел Мексику, но, раз я должен был пройти через нее, она не могла не осуществиться.
Мексиканцы не интересуются своим прошлым. Я говорю о буржуазии. Простые Indios, наоборот, постоянно посещают галереи Национального музея, хотя бродят там беспомощно. Трогательно видеть эти бронзовые и оливковые лица, возникающие перед изваянием Бога Цветов, или Бога-Зеркальность (Бог с Лучезарным Лицом). В душе возникает электрическая искра незабвенной исторической действительности. Трогательно говорить с простым Ацтеком о красоте цветов мака, о благородстве Гватемока, который молча снес пытки и не сказал Кортесу, где зарыты национальные сокровища. Трогательно видеть, как ласковы, нежны здесь жены с мужьями и влюбленные с любовницами, идут ли они трезвые, или, чаще, бредут, пошатываясь, в убогих кварталах, около кантин, носящих названия «Ilusion», «Emociones», «Infierno», «Jardin del Diablo», где потомки людей, мысливших красочными иероглифами, пьют убогую, мерзостную пульке (перебродивший сок агав). Indios живописны в своем унижении и в своих лохмотьях. Но видеть здешнюю буржуазию, когда она в театре, в ресторане, в цирке, на улице, — мерзко и тяжко. Это — жалкое подражание Европе, отвратительность третьеразрядных движений, тупость сытых, грубо-чувственных лиц, глупые улыбки, наглый смех.
30 марта. — Завтра мы уедем на два дня в Куэрнаваку смотреть на Ацтекские руины. Последние дни прошли в беготне за разными renseignements, с неукоснительными при этом посещениями Biblioteca Nacional и Museo Nacional. Как всё запутано в вопросах «Американизма». Я с сокрушением вижу, что нужны целые годы, чтобы достичь здесь чего-нибудь. Я познакомился с одним из кураторов Национального музея, Николасом Леоном; мы говорили с ним и о моих изучениях, и о моих предполагаемых путешествиях. Он нюхал табак, и снабжал меня скудными сведениями. Однако, сообщил мне, что, если я поеду в Паленке, мне придется купить палатку, самому заботиться о пище и питье, а также о том, чтобы проводники-индийцы не сбежали. Леон дал мне для прочтения отдельные листы интересной книги Ордоньеса «Теология Змей» (коментарий к «Американской библии», «Popol-Vuh»). Эта книга, верно, никогда не выйдет.
