4 марта.—Я вернулся сейчасъ изъ Національной Библіотеки, куда неукоснительно хожу каждый день. Въ огромной высокой залѣ такихъ прилежныхъ читателей, какъ я и Е., немного. Мексиканцы—не книжники. Число посѣтителей—отъ двадцати человѣкъ до трехъ-четырехъ. Фантазія, неправда ли? Другая фантазія еще чудеснѣе: за окнами слышенъ громкій крикъ пѣтуховъ, а надъ читателемъ воркуютъ и летаютъ голуби, которые тутъ же въ библіотечномъ залѣ выводятъ птенцовъ. Какія-то барышни стучатъ на пишущей машинѣ. Читатели курятъ, не боясь поджога. Говорятъ вслухъ. Нѣкій юноша зубритъ вдохновенно, не щадя слуха чужого,—онъ пьянъ анатоміей; въ рукахъ у него огромная кость, онъ раскачиваетъ ее, прижимаетъ къ сердцу, скандируетъ „научныя” фразы. Не знаешь, студентъ ли это медицины или особая разновидность шамана. Библіотекари изумлены на умственную жадность Русскаго и, кажется, считаютъ меня нѣсколько свихнувшимся. Я читаю древнюю книгу Майевъ „Popol Vuh“; это—космогонія и легендарная лѣтопись, смѣсь ребячества и геніальности.
Все время, пока я былъ на Океанѣ, я читалъ книгу Прескотта „History of the conquest of Mexico”. Это—красочная сказка, правда о Кортесѣ и о древнихъ Мексиканцахъ. Безумная сказка. Народъ, завоеванный геніемъ, женщиной, конемъ, и предсказаніемъ. Эта формула—моя, и я напишу книгу на эту тему. У Прескотта фразы какъ будто изъ моего словаря, или какъ будто я многія слова у него заимствовалъ. Но вѣдь я его не читалъ до этого путешествія. Между Кортесомъ и мной такое сходство характера, что мнѣ было мистически странно читать нѣкоторыя страницы, рисующія его. Пока ты не прочтешь этой книги, ты можешь думать, что мои слова—причуда поэта или даже просто бредъ. Это одинъ изъ старинныхъ моихъ предковъ. Мнѣ кажется не случайной теперь моя давнишняя любовь къ Вилье-де-Лиль-Адаму, грезившему о зарытыхъ сокровищахъ,—не случайно и то, что я давно-давно съ особымъ чувствомъ полюбилъ его слова: „Je porte dans mon âme le reflet des richesses stériles d’un grand nombre de rois oubliés“…
5 марта. Воскресенье.—Бѣшеный праздникъ. Обрывки карнавала. Мы ѣдемъ сейчасъ въ окрестности Мехико, въ прекрасный, древній, цвѣтущій Чапультепекъ смотрѣть на бой быковъ… Цвѣты, цвѣты, желтые, бѣлые, красные…
Вечеръ.—Какое страданіе! Я окончательно не переношу болѣе—грубыхъ зрѣлищъ, которыя когда-то нравились мнѣ. Бой быковъ, особенно здѣсь, гдѣ нѣтъ испанской роскоши въ обстановкѣ, есть гнусная,
4 марта. — Я вернулся сейчас из Национальной Библиотеки, куда неукоснительно хожу каждый день. В огромной высокой зале таких прилежных читателей, как я и Е., немного. Мексиканцы — не книжники. Число посетителей — от двадцати человек до трех-четырех. Фантазия, неправда ли? Другая фантазия еще чудеснее: за окнами слышен громкий крик петухов, а над читателем воркуют и летают голуби, которые тут же в библиотечном зале выводят птенцов. Какие-то барышни стучат на пишущей машине. Читатели курят, не боясь поджога. Говорят вслух. Некий юноша зубрит вдохновенно, не щадя слуха чужого, — он пьян анатомией; в руках у него огромная кость, он раскачивает ее, прижимает к сердцу, скандирует «научные» фразы. Не знаешь, студент ли это медицины или особая разновидность шамана. Библиотекари изумлены на умственную жадность Русского и, кажется, считают меня несколько свихнувшимся. Я читаю древнюю книгу Майев «Popol Vuh»; это — космогония и легендарная летопись, смесь ребячества и гениальности.
Всё время, пока я был на Океане, я читал книгу Прескотта «History of the conquest of Mexico». Это — красочная сказка, правда о Кортесе и о древних Мексиканцах. Безумная сказка. Народ, завоеванный гением, женщиной, конем, и предсказанием. Эта формула — моя, и я напишу книгу на эту тему. У Прескотта фразы как будто из моего словаря, или как будто я многие слова у него заимствовал. Но ведь я его не читал до этого путешествия. Между Кортесом и мной такое сходство характера, что мне было мистически странно читать некоторые страницы, рисующие его. Пока ты не прочтешь этой книги, ты можешь думать, что мои слова — причуда поэта или даже просто бред. Это один из старинных моих предков. Мне кажется не случайной теперь моя давнишняя любовь к Вилье-де-Лиль-Адаму, грезившему о зарытых сокровищах, — не случайно и то, что я давно-давно с особым чувством полюбил его слова: «Je porte dans mon âme le reflet des richesses stériles d’un grand nombre de rois oubliés»…
5 марта. Воскресенье. — Бешеный праздник. Обрывки карнавала. Мы едем сейчас в окрестности Мехико, в прекрасный, древний, цветущий Чапультепек смотреть на бой быков… Цветы, цветы, желтые, белые, красные…
Вечер. — Какое страдание! Я окончательно не переношу более — грубых зрелищ, которые когда-то нравились мне. Бой быков, особенно здесь, где нет испанской роскоши в обстановке, есть гнусная,
