31 января 1905. Атлантика.—Когда сидишь въ своей комнатѣ, міръ манитъ, какъ сказка. Когда къ міру прикасаешься живымъ своимъ тѣломъ, незащищенной душой, все нѣжное на время смято, растоптано, кругомъ чудятся маски, лики жалкихъ чудовищъ, люди-гіены, люди-акулы. Я прячусь въ созерцаніе Моря, въ книги, въ разговоры съ блѣдной спутницей. Пройдетъ.
Я уже могу не жалѣть, что я не въ Россіи.
31 января. Приближаясь къ Коруньѣ.—Я чувствую, начинаю чувствовать чары Океана. Сегодня большія рыбы, обрадованныя волненіемъ отъ нашего корабля, устроили погоню-пляску: ритмически выбрасывались изъ Моря, гнались за нами какъ дельфины, и снова уходили въ глубину. Вчера передъ ночью туманъ всталъ какъ горная цѣпь. Такой облачной горы я никогда не видалъ. Сейчасъ изъ волнъ свѣтятъ фосфорическіе огни. Широкій шумъ волнъ освобождаетъ душу. Скорѣй бы совсѣмъ онъ открылся, безмѣрный просторъ Океана! Я жду.
Утро. Солнце. Воздухъ потеплѣлъ. Мы—въ Испаніи. Я брошу это письмо самъ въ Коруньѣ.
5 февраля.—Съ тѣхъ поръ, какъ мы уѣхали изъ Коруньи, я впалъ въ какую-то странную полосу отрѣшенности отъ всѣхъ послѣднихъ дней, съ ихъ мученіями, сомнѣніями, понялъ, что я дѣйствительно уѣхалъ, потерялся въ Океанѣ.
Я буду писать тебѣ отдѣльныя строки,—то, что придетъ мнѣ въ голову, безсвязно,—не дивись, здѣсь волны качаютъ и волны пьянятъ сильнѣе вина,—Океанъ играетъ моей мыслью, я какъ чайка, я кружусь въ своемъ полетѣ по спирали, кружусь и возвращаюсь, кружусь и возвращаюсь. Я опьяненъ пѣной, солеными брызгами, которыя кипятъ кругомъ и въ моей душѣ.
7 февраля.—Я не пишу ничего о томъ, какія минуты, часы, и
31 января 1905. Атлантика. — Когда сидишь в своей комнате, мир манит, как сказка. Когда к миру прикасаешься живым своим телом, незащищенной душой, всё нежное на время смято, растоптано, кругом чудятся маски, лики жалких чудовищ, люди-гиены, люди-акулы. Я прячусь в созерцание Моря, в книги, в разговоры с бледной спутницей. Пройдет.
Я уже могу не жалеть, что я не в России.
31 января. Приближаясь к Корунье. — Я чувствую, начинаю чувствовать чары Океана. Сегодня большие рыбы, обрадованные волнением от нашего корабля, устроили погоню-пляску: ритмически выбрасывались из Моря, гнались за нами как дельфины, и снова уходили в глубину. Вчера перед ночью туман встал как горная цепь. Такой облачной горы я никогда не видал. Сейчас из волн светят фосфорические огни. Широкий шум волн освобождает душу. Скорей бы совсем он открылся, безмерный простор Океана! Я жду.
Утро. Солнце. Воздух потеплел. Мы — в Испании. Я брошу это письмо сам в Корунье.
5 февраля. — С тех пор, как мы уехали из Коруньи, я впал в какую-то странную полосу отрешенности от всех последних дней, с их мучениями, сомнениями, понял, что я действительно уехал, потерялся в Океане.
Я буду писать тебе отдельные строки, — то, что придет мне в голову, бессвязно, — не дивись, здесь волны качают и волны пьянят сильнее вина, — Океан играет моей мыслью, я как чайка, я кружусь в своем полете по спирали, кружусь и возвращаюсь, кружусь и возвращаюсь. Я опьянен пеной, солеными брызгами, которые кипят кругом и в моей душе.
7 февраля. — Я не пишу ничего о том, какие минуты, часы, и
