Наклонилась, изогнулась, распахнулась, и опять
Въ прежнемъ ликѣ неподвижна, вся — лелѣйныхъ тайнъ печать.
Покачнулась, и дохнула всею свѣжестью весны,
Забѣлѣла благовонно ткань воздушной бѣлизны.
5 Наклонилась, и, объята дрожью легкою, она
Вся внимаетъ, какъ ей звонко безъ конца поетъ струна,
Это кто-же? Та, въ комъ нѣжность, съ тѣмъ, кто хочетъ ей владѣть?
Съ кѣмъ вдвоемъ цвѣсти желанно, и заткать мгновенье въ сѣть?
Нѣтъ, другое. Это только, въ сладкомъ млѣніи своемъ,
10 Въ вешнемъ вихрѣ вѣтка вишни въ перекличкѣ со шмелемъ.
Наклонилась, изогнулась, распахнулась, и опять
В прежнем лике неподвижна, вся — лелейных тайн печать.
Покачнулась и дохнула всею свежестью весны,
Забелела благовонно ткань воздушной белизны.
5 Наклонилась, и, объята дрожью лёгкою, она
Вся внимает, как ей звонко без конца поёт струна,
Это кто же? Та, в ком нежность, с тем, кто хочет ей владеть?
С кем вдвоём цвести желанно и заткать мгновенье в сеть?
Нет, другое. Это только, в сладком млении своём,
10 В вешнем вихре ветка вишни в перекличке со шмелём.