Такъ потому лишь, что, безвѣстный, |
Вступивъ на путь своевольства, Сехисмундо продолжаетъ начатое такъ же неизбѣжно, какъ поспѣшно. Онъ влюбляется въ другую женщину, Росауру, и готовъ посягнуть на нее, несмотря на ея протесты. Клотальдо, заступающійся за нее, снова едва не лишается жизни, которую ему спасаетъ Астольфо, обнажившій шпагу и вступившій въ единоборство съ Сехисмундо. Это единоборство устранено появленіемъ Басиліо, Сехисмундо бросаетъ безполезную угрозу, его обманно усыпляютъ, и вотъ онъ снова въ тюрьмѣ. Путь страсти, взятой въ ея стихійномъ бѣшенствѣ, какъ путь отъ вершины горы до ея основанія. Быстро промелькнутъ цвѣты на уклонахъ, и вотъ ты уже внизу, и ты разбитъ. Да, такъ все это быль только сонъ. И утро, и сила, и власть, и созвучія, и сладость любви, и счастье свободы, все было мечта, сновидѣнье. Послѣдній лучъ только свѣтитъ—желанный ликъ.
Я былъ царемъ, я всѣмъ владѣлъ, |
Клотальдо объясняетъ принцу, что все это былъ только сонъ, навѣянный ихъ разговоромъ о томъ, что царственный орелъ—владыка птицъ. Но и во снѣ, говоритъ онъ, ты долженъ былъ бы отнестись ко мнѣ иначе.
Тебя я воспиталъ съ любовью, |
Сехисмундо прошелъ путь страсти, и душа его устала, какъ душа индійскаго мудреца. Его слова въ отвѣтъ на мысль Клотальдо замѣчательны, какъ блестящая формула мысли объ иллюзорности жизни:—
Так потому лишь, что, безвестный, |
Вступив на путь своевольства, Сехисмундо продолжает начатое так же неизбежно, как поспешно. Он влюбляется в другую женщину, Росауру, и готов посягнуть на нее, несмотря на её протесты. Клотальдо, заступающийся за нее, снова едва не лишается жизни, которую ему спасает Астольфо, обнаживший шпагу и вступивший в единоборство с Сехисмундо. Это единоборство устранено появлением Басилио, Сехисмундо бросает бесполезную угрозу, его обманно усыпляют, и вот он снова в тюрьме. Путь страсти, взятой в её стихийном бешенстве, как путь от вершины горы до её основания. Быстро промелькнут цветы на уклонах, и вот ты уже внизу, и ты разбит. Да, так всё это быль только сон. И утро, и сила, и власть, и созвучия, и сладость любви, и счастье свободы, всё было мечта, сновиденье. Последний луч только светит — желанный лик.
Я был царем, я всем владел, |
Клотальдо объясняет принцу, что всё это был только сон, навеянный их разговором о том, что царственный орел — владыка птиц. Но и во сне, говорит он, ты должен был бы отнестись ко мне иначе.
Тебя я воспитал с любовью, |
Сехисмундо прошел путь страсти, и душа его устала, как душа индийского мудреца. Его слова в ответ на мысль Клотальдо замечательны, как блестящая формула мысли об иллюзорности жизни: —