Тройственъ міръ, у него три лица,
Три начала, и три есть конца,
Мужъ и дубъ ждутъ того же вѣнца.
130 Два быка, а въ упряжкѣ одной,
Предъ одною идутъ скорлупой.
Вотъ помрутъ. Видишь ихъ, нѣжный мой.
Для счисленья одинъ ряда нѣтъ,
Неизбѣжность одна, кладезь Бѣдъ,
135 Смерть, а до—ничего больше нѣтъ.
Тройствен мир, у него три лица,
Три начала, и три есть конца,
Муж и дуб ждут того же венца.
130 Два быка, а в упряжке одной,
Пред одною идут скорлупой.
Вот помрут. Видишь их, нежный мой.
Для счисленья один ряда нет,
Неизбежность одна, кладезь Бед,
135 Смерть, а до — ничего больше нет.
ЕСЛИ Солнце заходитъ, если Море грознѣй,
Я пою на порогѣ передъ дверью моей.
Въ оны дни пѣлъ я звонко, пѣлъ всю юность мою,
Дни прошли, вотъ и старость, я пою и пою.
5 Я пою днемъ и ночью, для меня нѣтъ—доколь,
И, однако, я горе, и, однако, я боль,
Коль главой поникаю, коль страданіе я,
Есть на это причина, то не прихоть моя.
Тутъ не то, чтобы страхъ былъ, разъ убьютъ, суждено,
10 Тутъ не то, чтобы страхъ былъ, жить мнѣ было дано.
Разъ меня ты не ищешь, ты меня обрѣтешь,
А когда меня ищешь, ты меня не найдешь.
Что случится,—неважно. Рокъ сужденъ,—онъ съ тобой.
Умереть нужно трижды, лишь за этимъ—покой.
ЕСЛИ Солнце заходит, если Море грозней,
Я пою на пороге перед дверью моей.
В оны дни пел я звонко, пел всю юность мою,
Дни прошли, вот и старость, я пою и пою.
5 Я пою днём и ночью, для меня нет — доколь,
И, однако, я горе, и, однако, я боль,
Коль главой поникаю, коль страдание я,
Есть на это причина, то не прихоть моя.
Тут не то, чтобы страх был, раз убьют, суждено,
10 Тут не то, чтобы страх был, жить мне было дано.
Раз меня ты не ищешь, ты меня обретёшь,
А когда меня ищешь, ты меня не найдёшь.
Что случится, — неважно. Рок суждён, — он с тобой.
Умереть нужно трижды, лишь за этим — покой.
