Снѣжная равнина безъ предѣла.
По краямъ все лѣсъ и лѣсъ и лѣсъ.
Почему такъ стынетъ это тѣло?
Отчего напрасно ждешь чудесъ?
5 Черныя и сѣрыя деревни.
Зябкое, голодное лицо.
Отчего тотъ голодъ, страшный, древній?
Кто сковалъ желѣзное кольцо?
Бѣлая равнина безъ предѣла.
10 Льнетъ мятель, снѣжинками шурша.
Отчего такъ сердце онѣмѣло?
Какъ же въ плѣнъ попала ты, душа?
Снежная равнина без предела.
По краям всё лес и лес и лес.
Почему так стынет это тело?
Отчего напрасно ждёшь чудес?
5 Чёрные и серые деревни.
Зябкое, голодное лицо.
Отчего тот голод, страшный, древний?
Кто сковал железное кольцо?
Белая равнина без предела.
10 Льнёт метель, снежинками шурша.
Отчего так сердце онемело?
Как же в плен попала ты, душа?
Удѣлъ мой начертилъ гіероглифы мысли,
Такой узорчатой, что цѣлый міръ въ ней слилъ.
Россію вижу я. Туманы тамъ нависли.
И тѣни мстительно тамъ бродятъ вкругъ могилъ.
5 Но странно-радостно мнѣ въ горечи сердечной.
Я мыслью—въ золотомъ: Тамъ, въ юности моей.
Какъ я страдалъ тогда. Былъ въ пыткѣ безконечной.
Я Смерть къ себѣ призвалъ, и велъ бесѣду съ ней.
Но Смерть сказала мнѣ, что жить еще мнѣ нужно,
10 Что въ испытаніяхъ—высокій путь сердецъ.
И свѣтелъ я съ тѣхъ поръ. Мечта моя жемчужна.
Я знаю—Ночь долга, но Зори вьютъ вѣнецъ.
Удел мой начертил гиероглифы мысли,
Такой узорчатой, что целый мир в ней слил.
Россию вижу я. Туманы там нависли.
И тени мстительно там бродят вкруг могил.
5 Но странно-радостно мне в горечи сердечной.
Я мыслью — в золотом: Там, в юности моей.
Как я страдал тогда. Был в пытке бесконечной.
Я Смерть к себе призвал, и вёл беседу с ней.
Но Смерть сказала мне, что жить ещё мне нужно,
10 Что в испытаниях — высокий путь сердец.
И светел я с тех пор. Мечта моя жемчужна.
Я знаю — Ночь долга, но Зори вьют венец.
