Какимъ тонкимъ чувствомъ успокоенія и общечеловѣческой близости вѣетъ отъ этихъ немногихъ словъ! Уитманъ маніемъ руки превращаетъ сложный міръ, гдѣ страшно и холодно, въ большую, но уютную комнату, гдѣ глаза безъ страха глядятъ въ глаза, и рука невольнымъ и легкимъ жестомъ прикасается къ другой рукѣ, не чужой, но уже родной.
Въ этомъ смыслѣ Уитманъ настоящій чаровникъ. Въ двухъ-трехъ словахъ онъ умѣетъ дать намъ извѣстный толчокъ, устремить нашу душу въ мечтанье, и вызвать мгновенную картину.
Кто умѣлъ говорить такъ кратко?
Женщины ходятъ, сидятъ, молодыя и старыя, |
Я вижу въ васъ устье рѣки, что ростетъ, расширяется, |
Я вижу, дитя задремало, какъ въ гнѣздѣ, на груди материнской, |
Гумно, открыта дверь широкая овина, |
Каким тонким чувством успокоения и общечеловеческой близости веет от этих немногих слов! Уитман манием руки превращает сложный мир, где страшно и холодно, в большую, но уютную комнату, где глаза без страха глядят в глаза, и рука невольным и легким жестом прикасается к другой руке, не чужой, но уже родной.
В этом смысле Уитман настоящий чаровник. В двух-трех словах он умеет дать нам известный толчок, устремить нашу душу в мечтанье, и вызвать мгновенную картину.
Кто умел говорить так кратко?
Женщины ходят, сидят, молодые и старые, |
Я вижу в вас устье реки, что растет, расширяется, |
Я вижу, дитя задремало, как в гнезде, на груди материнской, |
Гумно, открыта дверь широкая овина, |
