ских языков для разрешения вопроса о происхождении германских яз., рассматривая последние как результат индо-европейско-яфетического скрещения («Die Urbevolkerung Europa’s und die Herkunft der Germanen»). На близкой к этому этапу Я. т. позиции остается и Bleichsteiner, примыкающий к построениям Я. т. в своих работах о языках Кавказа, Передней Азии и Памира (вершикском яз.), и Mengin, опирающийся на ряд положений Я. т. в области доистории («Die Steinzeit»), и W. Schmidt, усваивающий классификацию яфетических яз., установленную Н. Я. Марром («Die Sprachfami lien und die Sprachenkreise der Erde»).
Таким обр. Я. т. огромным большинством зап. — европ. лингвистов воспринимается как оригинальный по материалам и • методам вариант хорошо известной, им этнической теории (см.), дополняющий ценными чертами уже существующие лингвистические построения.
Напротив, последние этапы развития Я. т., свидетельствующие о ее перерастании в материалистическое учение о языке, вызывают резкое отталкивание со стороны представителей буржуазной лингвистики (Дирр), в том числе и так наз. «социологической школы языковедения» (А. Мейе, Вандриес).
Критика Я. т. ведется здесь под углом зрения догматического компаративизма, признаваемого за единственно истинный. «Если буржуазная наука состоит в том, чтобы видеть факты такими, как они есть, — заявляет А. Мейе в полемике с Н. Я. Марром, — то я принимаю на себя обвинение в буржуазности». Здесь представитель буржуазной «социологии языка» перекликается с такими политическими деятелями, как член английского парламента консерватор Allens, выступивший в «Таймсе» с «разоблачением» яфетической теории как «рупора большевизма».
На позициях ортодоксального компаративизма остается в своих общелингвистических воззрениях и единственный противник Я. т. на 3. из другого лагеря — шведский лингвист-коммунист X. Шельд (ум. 1930).
В своей брошюре «Zur Verwandtschaftslehre: die kaukasische Mode» (1929) он подвергает резкой критике теорию происхождения яз.
Н. Я. Марра, как антимарксистскую и опирающуюся на идеалистические построения Леви-Брюля, а также учение о 4 элементах, понимаемых им как 4 «пра-слова» (Urwort) человеческой речи. Таковы наиболее характерные формы оценки Я. т. на 3. б) В СССР. Аналогичные оценкам зап. европ. буржуазных лингвистов оценки Я. т. выступают у ряда представителей правого крыла советской профессуры (Ушаков, Петерсон, Поливанов). Наряду с тактикой прямого замалчивания (в этом отношении особенно показательно «Краткое введение в науку о яз.» Ушакова, игнорирующее даже ту классификацию яфетических яз., к-рой не побоялся воспользоваться католический миссионер В. Шмидт),’наряду с отрицанием нового в построениях Я. теории (Петерсон, «Проблемы индо — европейского языковедения» в «Ученых записках Института языка и литературы Ранион», т. III) здесь наблю 824
даются и прямые враждебные выпады, идущие под знаком апологии буржуазной науки и империалистической политики капитализма («За марксистское языкознание», Е. Поливанов, 1931).
Совершенно противоположную оценку встречает Я. т. у ряда ученых-марксистов, выделяющих в ней, как наиболее ценное — именно достижения ее последних этапов развития в материалистическое учение о языке.
«Если бы Энгельс жил между нами, — писал М. Н. Покровский в юбилейной статье к сорокалетию Н. Я. Марра («Правда», 1928), — теорией Марра занимался бы теперь каждый комвузовец, потому что она вошла бы в железный инвентарь марксистского понимания истории человеческой культуры».
Также высоко оценивал Я. т. В. М. Фриче (ум. 1929): в своем выступлении на первом заседании подсекции материалистической лингвистики в Ком. академии (см. предисловие к брошюре — Н. Марр, Актуальные проблемы и очередные задачи Я. т., М., 1929) он перечисляет те основные построения Я. т., к-рые дают ему основание характеризовать Я. т. как «основу марксистской лингвистики».
«Это — происхождение языка, речи не раньше появления руки- — продукта и орудия труда; первоначальное существование не звуковой, а ручной кинетической речи как способа сигнализации в общении для первобытного коллектива; появление по мере усложнения хозяйствования звуковой речи в виде нечленораздельных звуковых комплексов как монополии или прерогативы отдельной, уже выделившейся из коллектива общественной группы — магов; теснейшая связь этой первоначальной звуковой речи с пляской, пением, музыкой, с комплексом магических действий в бдрьбе с природой; постепенная, по мере развития, * дифференциации и усложнения хозяйственного организма, дифференциация самого первоначального звукового комплекса и рост звукового богатства; появление грамматических категорий — местоимений после имен в связи и вместе с развитием собственности; три стадии развития языкового процесса: первая — аморфная, вторая — агглютинативная и третья — флективная, как отражение смены известных социальных строев, смены известных общественных формаций; и наконец утверждение, что установление связи между языковыми явлениями и общественными формациями еще не дает жизненности учению о языке, если не будет учтено участие в языковом творческом процессе определенных общественных классов и профессиональных кругов» (стр. 6—7).
Оценивая эти положения Я. т. как показатель ее «стихийного» врастания в исторический материализм, ее начинающегося перевоплощения «в материалистическую, диалектическую марксистскую лингвистику», В. Фриче указывает однако и на существование «некоторых не совсем марксистских положений» в Я. т. На «нек-рую путаницу в терминологии Я. т.» указывает и М. Н.
Покровский в прениях по докладу Н. Я.
Марра «К вопросу об историческом процессе в освещении Я. т.» (М., 1930), отмечая вместе с тем огромное значение доминирующей в Я. т. увязки «развития языка с производством». Попытка развернутой критики Я. т. была сделана в лингвистической дискуссии, развернувшейся в Ком. академии в сентябре — ноябре 1930, группой молодых марксистов-лингвистов, объединившихся в группировке «Языкофронт». Эта критика, затрагивающая преимущественно часть построений Я. т., обосновывающих применение палеонтологического метода, и излагается в дальнейшем.
