музыкальное произведение мы воспринимаем как веселое, другое как грустное, и это различное восприятие, имеющее определенное содержание, сопряжено с различной тонацией, различной ритмикой, сочетанием гармонии с диссонансом и колоритностью звука. Одна и та же тема (напр. портрет) может быть выражена в различных формах, описана прозой, стихами, изображена пространственно, пластически. Различия между формой и содержанием в искусстве развиваются и до степени противоречия, когда развитая художественная форма отрывается от содержания (особенно в искусстве погибающих классов), когда цель поэзии или живописи ограничивается любованием, простой игрой, ритмом слов или игрой красок, когда искусство хочет уйти от ужасов действительности и играет чисто услаждающую роль, когда выдвигается лозунг «искусство для искусства», когда эстетическая форма искусства превращается в эстетство. Это — реакционный вид противоречия между формой и содержанием искусства гибнущего класса. Разрыв между формой и содержанием в искусстве может быть признаком развития искусства революционных классов, когда художественная форма искусства отстает еще от его революционного содержания, как это подчас наблюдается в развитии пролетарского искусства и литературы. Создание новой формы, нового художественного мастерства, является величайшей задачей для развития нового по содержанию социалистического искусства. Левацкое отрицание значения формы, встречавшееся у нас в литературе, музыке и проч., не имеет ничего общего с марксизмом.
Искусство и действительность. Вопрос об эстетической ценности искусства связан с вопросом о способе отражения действительности в искусстве, ибо раскрытие этого способа есть в то же время раскрытие диалектического единства формы и содержания в искусстве, вне которого невозможно правильно понять категории Э. в искусстве. Художественное освоение мира в искусстве означает не пассивное отражение или подражание действительности, но действенное, творческое отражение. Отражение природы и общественной жизни в искусстве является творческим, во-первых, потому, что художник видит и отбирает лишь определенные стороны действительности, и этот выбор определяется его общественным бытием и, во-вторых, потому, что отражение действительности в искусстве совершается соответственно специфике самого искусства, развивает и совершенствует способ образного выражения и в этом смысле эстетического, свойственного только искусству. Хотя искусство красоту природы выражает в чувственных, образных формах, но в отличие от чувственного характера созерцаемой нами природы оно подчеркивает одни лишь ее стороны, напр. скульптура исключает краски, дает пространственно-трехмерное изображение, живопись же, наоборот, подчеркивает красочность, колоритность, но изображает все в плоскости.
Ни один вид искусства не является никогда точной копией действительности. Вместе с тем своими специфическими образами и формами, художественной силой этих образов искусство в состоянии проникнуть глубже, дальше в понимание действительности, в ее сущность, отбрасывая случайное, ярче подчеркнуть основные тенденции ее развития, чем это может сделать наше непосредственное восприятие действительности. Бо́льшая или меньшая художественная ценность произведения искусства заключается в том, насколько оно своими методами сумело отразить основное, характерное, типичное в действительности. Диалектика художественного образа и его высшее совершенство в социальном и эстетическом отношении состоит в умении художника, с одной стороны, в образе или в совокупности образов вскрыть закономерное, общее, тенденцию развития действительности. С другой стороны, это более глубокое проникновение и раскрытие действительности в искусстве бывает только тогда убедительным и верным, когда оно воплощается в живых, конкретных индивидуальных образах, отражающих всю сложность и противоречивость данной действительности, данных конкретных лиц. Указывая на достоинства романа Минны Каутской, Энгельс говорит: «Каждое лицо — тип, но вместе с тем и вполне определенная личность,— „этот“, как сказал бы старик Гегель. Так оно и должно быть» (из письма Энгельса к Минне Каутской, Архив Маркса и Энгельса, т. VI). Художник делает убедительным, действующим на наши чувства и мысли то, что еще внешне скрыто, то что является только тенденцией, возможностью развития, то чего не видят многие.
Учение Маркса, Энгельса, Ленина о том, что величайшие гении искусства, как Шекспир, Гёте, Толстой, при всем различии времени и характера их творчества, достигали высшей художественной выразительности, красоты именно там, где искусство их было наиболее социально насыщено, где они наиболее беспощадно и реалистически разоблачали современную им действительность, говорит, что эстетическая ценность искусства усиливается от его социальной ценности. Маркс, Энгельс в своей оценке творчества Бальзака и Гёте и наконец Ленин в оценке творчества Толстого приходят однако к тому мнению, что мировоззрение этих писателей, обусловленное их классовым положением, в той или другой форме влияло на их художественное творчество и снижало их художественную ценность именно там, где они пытались примириться с современной им действительностью. «Мы не упрекаем Гёте,— говорит Энгельс,— как это делают Берне и Менцель, за то, что он не был либерален, а за то, что он временами мог быть филистером, мы не упрекаем его и за то, что он не был способен на энтузиазм во имя немецкой свободы, а за то, что свое эстетическое чувство он приносил в жертву филистерскому страху перед всяким современным великим историческим движением… Мы вообще не делаем упреков ни с моральной, ни с партийной, а разве лишь с эстетической и исторической точки зрения» (Маркс и Энгельс, Сочинения, том V, стр. 143).
Наряду с великими художниками и поэтами искусство, поэзия капиталистического общества развивались множеством менее крупных талантов, не дающих таких мощных образов и не охватывающих таких глубоких социальных проблем, как гении искусства. Это измельчание особенно сказывается в период загнивания капитализма. В лице таких художников мы встречаемся с противоречием развитой художественной формы, выросшей из героического пе-
