Страница:БСЭ-1 Том 61. Ч - Шахт (1934)-2.pdf/15

Эта страница не была вычитана

заветную цель всех его теоретических исследований.

«„Практика", — говорит Ч., — этот непреложный пробный камень всякой теории, должна быть руководительницею нашею и здесь» (Поли, собр. соч., т. X, ч. 2, стр. 173). При этом практика выступает у Ч. как критерий не только в вопросах собственно практических, но и в вопросах, которые кажутся достоянием одной лишь теории: «Практика — великая разоблачительница обманов и самообольщений не только в практических делах, но также в делах чувства и мысли. Потому-то в науке ныне принята она существенным критериумом йсех спорных пунктов. „Что подлежит спору в теории, на чистоту решается практикой действительной жизни"» (там же, стр. 174). Ч. указывает, что в условиях России 50—60  — х гг. академические занятия философией, оторванные от общественной борьбы и общественной действительности, не могут и не должны иметь места.

Но Ч. не поднялся до марксистского понимания практики. Если он и говорит © практике как о критерии истины, то он все еще не понимает роли практики как источника, основы познания. Так же не понимает Чернышевский и исторического и производственного характера практики.

Как политический деятель Ч. был глубоко партийным человеком: и в науке и в философии он всегда вскрывал их партийность. Ч. показывал напр., что вся философия немецкого идеализма обнаруживает свою связь с сословными интересами. Так, Кант принадлежал к той партии, которая хотела водворить в Германии свободу революционным путем, но боялась террора. Фихте пошел несколькими шагами дальше: он не боялся и террористических средств. Шеллинг — представитель партии, запуганной революцией, искавшей спокойствия в средневековых учреждениях, желавшей восстановить феодальное государство, разрушенное в Германии Наполеоном. Гегель — умеренный либерал, чрезвычайно консервативный в своих выводах, но выдвигавший для борьбы против крайней реакции революционные принципы, в то же время стремясь использовать революционный дух лишь для ниспровержения слишком ветхой старины и не допустить его развития за эти рамки. По мысли Ч.,, одна из основных ошибок обычной трактовки истории философии состояла в том, что в развитии философии видели лишь логическую последовательность философских систем, источники к^рых в общественной жизни оставались невыясненными. Ч. показал, что в философских и естественных науках отражается борьба классов и» партий.

Ч. из своей философии делал определенные политические выводы. Опираясь в них и на материализм и на гегелевскую диалектику, он утверждал, что «разумные» начала социальнополитической жизни должны быть, несмотря на существующие препятствия, осуществлены в действительности. В двойственной и двусмысленной формуле Гегеля  — «все действительное разумно», «все разумное действительно»  — Ч. отбрасывал первое положение и принимал второе в том революционном его смысле, который заставлял Герцена видеть в этой формуле «алгебру революции».

Но отсюда нельзя сделать вывод, что Ч. понимал партийность философии в марксистсколенинском смысле: и здесь сказывается созер 380

цательный характер его материализма. Он хорошо понимал, что наука и философия отражают борьбу партий. Но в несравненно меньшей степени он понимал действенное значение ее. Правда, Ч. неоднократно говорил о практическом применении теории в революционной борьбе. Но понимал он под этим преимущественно просветительские задачи, а не действительное использование теории в качестве оружия классовой борьбы.

Крупную роль в философии Ч. играет его учение об этике. Продолжая традицию этики механистического материализма — Гоббса, Спинозы и Гельвеция, — Ч. пытался объяснить все многообразие человеческих действий, а также вывести нормы, к-рыми эти действия должны определяться, из естественного эгоизма, укорененного в самой природе человека; по Ч., внимательное исследование побуждений, руководимых людьми, показывает, что все поступки людей — хорошие и дурные, благородные и низкие, геройские и малодушные — происходят из одного источника — из эгоистического расчета, повелевающего отказываться от меньшей выгоды или меньшего удовольствия ради большой выгоды или большего удовольствия. В основе нравственных оценок человеческих действий может лежать только отнесение этих действий к предполагаемой от них пользе для субъекта этической оценки. Но так как человек общественное существо, то индивидуальный интерес должен смыкаться с общественным. В то время как индивид называет добрыми поступками дела других людей, к-рые полезны для него, в общественном мнении добром признается то, что полезно для всего общества или для большинства его членов. Теория естественного эгоизма играла в свое время революционную роль, разрушая идеалистическое понятие абсолютной и непреложной морали и тем более богословское понятие морали, основанное на религии. Эта теория развивалась буржуазией в период ее борьбы с феодализмом в 17 и 18 вв., высшего развития достигла у французских материалистов 18 века, особенно у Гельвеция (см.). Эти этические взгляды материалистов, натуралистические по существу своему, непосредственно определялись^их материализмом. Но буржуазия могла признать теорию естественного эгоизма лишь в ту пору, когда она была революционной, ибо как-раз эти положения и обосновывали социалистические тенденции материализма, о к-рых писал Маркс: «Если человек черпает все свои знания, ощущения и проч, из чувственного мира и опыта, получаемого от этого мира, то надо, стало быть, так устроить окружающий мир, чтобы человек познавал в нем истинно-человеческое, чтобы он привыкал в нем воспитывать в себе человеческие свойства. Если правильно понятый интерес составляет принцип всякой морали, то надо, стало быть, стремиться к тому, чтобы частный интерес отдельного человека совпадал с общечеловеческими интересами»... надо «уничтожить антисоциальные источники преступления и предоставить каждому необходимый общественный простор для его существенных жизненных проявлений» (Маркс и Энгельс, Соч., т. III, стр. 160). Поэтому буржуазия, став господствующим классом, отбросила и материализм и вместе с ним теорию естественного эгоизма в прежнем ее содержании, заменив ее пошлым и вульгарным утилитаризмом (см.). Эта идея переходит к