ническим извращением марксизма, подбором евангельских цитат пытается доказать, что «ранние христианские общины... были организациями зажиточных людей, во главе которых стояла денежная, финансовая, аристократия»; но объяснить, почему у банкиров и финансистов возникло христианство, он не может. К тому же выводу, но с другой стороны, приходит В. Рожицын («Золотая легенда»). Перенося отношения, сложившиеся в христианской церкви к концу 3 в., на два столетия назад и применяя по существу аргумент Каутского («едва ли христианство можно назвать религией рабов, для которых оно ничего не сделало»), В. Рожицын находит, что X. было выгодно только богатому рабу или вольноотпущеннику, что если не исключена «наличность в христианстве, быть может, подавляющей массы бедняков», то их роль не была ведущей. К точке зрения В. Рожицына близок и П. Ф. Преображенский («Тертуллиан и Рим») и одно время ее разделял и Н. Румянцев («Смерть и воскресение Спасителя» и др.). Все эти антимарксистские теорийки смыкаются с теорией Каутского, с построениями Виппера, историков и богословов типа Гарнака и Э. Мейера в том, что они по сути отвергают марксистско-ленинское понимание религии как «опиума народа», как «духовной сивухи»; для них X. — реальная политическая программа на земле, тогда как в действительности оно означало для «страждущих и обремененных» выход в ином мире, на небе. В лучшем случае В. Рожицын и его сторонники повторяют идеалистические утверждения буржуазных атеистов 18 в. о религии как выдуманном попами средстве обмана народных масс.
Теория Каутского. Каутский в своей теории происхождения X. (см. его книгу «Происхождение христианства», вышла в 1908) стоит на противоположной по сравнению с Энгельсом точке зрения. Сущность методологии Каутского состоит в том, что он, находясь в плену буржуазной историографии не понимает специфики закона движения рабовладельческой формации и классовой борьбы в римском государстве.
А это непонимание Каутским социально-экономических условий эпохи возникновения X., социальных корней X., приводит его к созданию ревизионистской теории происхождения X.
Модернизируя социально-экономич. строй Рима, Каутский заявляет, что «римское общество в эпоху возникновения христианства дошло до порога современного капитализма» («Происхождение христианства», стр. 69, 2изд., ГИЗ Украины). Каутский находится в плену буржуазной методологии, будучи в одном лагере с теми буржуазными историками Римской империи (Моммзеном, Фридлендером,, Э. Мейером и др.), о к-рых говорили выше.
Каутский, отодвигая капитализм в глубь веков, вполне последовательно с этой точки зрения классовую борьбу в античном обществе отождествляет с классовой борьбой при капитализме. Ту борьбу, к-рую вели угнетенные классы античного общества, Каутский считает пролетарской борьбой, а первоначальное X. является, по Каутскому, революционной идеологией борющегося за свое освобождение пролетариата. Но под пролетариатом Каутский понимает фактически мелких собственников * Поэтому, называя первоначальные христианские общины пролетарскими по своему составу, он тут же заявляет, что они состояли из мелкого люда, ремесленников. [Необходимо отметить, что Энгельс в своем письме Каутскому 21/V 1895 по поводу его книги «Предшественники новейшего социализма» пишет, что употребляемый Каутским термин «пролетариат» не подходит, что нужно говорить о том «предпролетариате, который в 1789 произвел революцию в парижских предместьях» (Маркс и Энгельс, Письма, М. — Л., 1931, стр. 415)].
Мелкий люд, ремесленники придавали, по Каутскому, первоначальному X. якобы революционный характер.
Сущность учения Энгельса о происхождении X. состоит в том, что X. «хотело осуществитьсоциальное переустройство не в этом мире, а в „потустороннем44, на небе» (Энгельс), для Каутского же «спасение от бедствия, которое возвестило христианство, понималось первоначально в весьма материальном смысле. На этом свете, а не на небе» (Каутский, Происхождение христианства, стр. 345). Каутский говорит о «социалистических тенденциях христианства», о «пролетарском характере раннехристианской общины» (там же, стр. 235, 236, 237), о «резко выраженном пролетарском характере общины», к-рая якобы стремилась к «коммунистической организации» (там же, стр. 300), о революционном «бунтарском характере» ранней христианской общины. Энгельс, наоборот, разоблачает легенду о коммунизме первоначального X.
«Христианство знало только одно равенство всех людей, равенство первородного греха, вполне соответствовавшее его характеру религии рабов и угнетенных. Наряду с этим оно знало еще, может быть, равенство избранных, которое, однако, выдвигалось только в самом начальном периоде христианства. Следы общности имущества, встречающиеся тоже на первых шагах новой религии, являются скорее результатом необходимости для гонимых жить сплоченной жизнью, чем признаком высоких представлений о равенстве. Но вскоре установление противоположности между клиром и мирянами уничтожило и этот зачаток христианского равенства» (Энгельс, Анти-Дюринг, вкн.: Маркс и Энгельс, Соч., т. Х1У, стр. 104).
Ревизуя учение Энгельса о происхождении X., идеализируя первоначальное X., Каутский тем самым извращает марксистско-ленинское учение о реакционной роли религии как одного из орудий угнетения, извращает марксистсколенинское учение о том, что «... гнет религии над человечеством есть лишь продукт и отражение экономического гнета внутри общества» (Ленин, Социализм и религия, Сочинения, т. VIII, стр. 422).
Попытки затушевать реакционный характер первоначального X. сказываются у Каутского очень ярко и в извращении Каутским вопроса об отношении X. к рабству. Каутский заявляет: «как собственно относились первые христиане к рабству, мы не знаем», но тут же добавляет: «мы уже видели, что эссеи отвергали рабство» (Каутский, Происхождение христианства, стр. 303). Как относились к рабству первые христиане, мы якобы не знаем, хотя все книги Нового Завета, к слову сказать, являющиеся для Каутского одним из важнейших «первоисточников», все время. повторяют: «рабы, повинуйтесь господам своим». Не делая непосредственно сам вывода по вопросу об отношении X. к рабству, Каутский пытается подсказать его. Если, мол, о христианском отношении к рабству мы и не знаем ничего, то эссеи (одна из иудейских сект, предшествовавших X.) отрицали рабство. Утверждение Каутского о X. и рабстве, противореча всем фактическим данным, гармонирует со всей концепцией Каутского, идеализирующего X. Опираясь на огромное количество материала по вопросу о рабовладельческой формации, Маркс и Энгельс дают другую характеристику отношения X. к рабству.
В «Происхождении христианства» Каутский пытается на историческом материале доказать правильность высказанного им еще в 1902 (в статье «Социал-демократия и католическая церковь») и широко распространенного сре-
